Нужный образ
Шрифт:
Рано утром я отправился в Лоуренс. Погода была противной, с пронизывающим ветром, который заставляет стариков, вроде меня, ежиться даже в пальто. Серый мрачный день, конечно, не украшал Лоуренс. Он делал его еще более угнетающим. Я долго ехал от аэропорта до того адреса, который дал Лютер, и я хорошо разглядел город, пока такси везло меня вдоль узких, кривых улиц. Город оказался старым. Обычный индустриальный центр, выстроенный вокруг фабрики. Казалось, здесь было много мужчин, бесцельно бродящих вдоль улиц, с головами, опущенными к земле или запрятанными
— Не слишком приятное место, — сказал я водителю.
— Это свалка, — горько ответил он. Потом указал на людей в подъезде: — А это мусор; все мы мусор.
Неожиданно я вспомнил, что в ночь пожара Келли говорил мне о политике, владевшим монополией на такси, но когда я спросил об этом таксиста, он только бросил на меня испуганный взгляд и молчал остаток пути. Казалось, он был рад высадить меня и рванул прочь, словно гонщик.
Многоквартирный дом, который я рассматривал, был старым и грязным, как и любой дом в Гарлеме или в негритянском районе Вашингтона. Стекла в окнах были надтреснутыми или выбитыми; рваные газеты закрывали зияющие проемы. Я понимал, что из-за занавесок за мной следят многие лица, но никто не был виден.
В подъезде воняло мочой. Когда я направился к темной лестнице, открылась подвальная дверь и появился пошатывающийся старик. От него шел такой запах, что меня затошнило.
— Боже, что это? — спросил я.
— Канализационная труба, — ответил он. — Эта проклятая канализация вышла из строя три недели назад…
— Почему же вы не обратились к домовладельцу? — спросил я. — Вы же можете заболеть!
— Двое детей умерли на прошлой недели, мистер, — больше он ничего не сказал, входя в квартиру и плотно закрывая за собой дверь.
На дверях квартир второго этажа каких-либо имен не было. Я постучал в некоторые, но не получил ответа, хотя мог бы поклясться, что слышал шорох и дыхание внутри. На третьем этаже, мне почудилось, что я слышу слабый стук печатающей машинки. Я постучал. Ответа не было, и я постучал громче.
Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и я смог разглядеть черное лицо.
— Я ищу семью Джоунс, — произнес я.
Внезапно дверь широко открылась, и холодный молодой голос спросил:
— Изучаете трущобы, мистер Маккул?
Это был Джин Абернети, самая сладкая шоколадка Барни Маллади.
— Боже, что вы здесь делаете? — удивился я.
— Это длинная история, — ответил он. — Слишком длинная, чтобы излагать ее сейчас. Пожалуйста, входите.
— Мы расскажем ему все, Джин, — произнес кто-то позади него.
Лейси улыбалась и протягивала мне руки. Она выглядела усталой, но по-прежнему опрятной. Когда я поцеловал ее в щеку, то уловил запах мыла вместо слабого и дорогого аромата, который она расточала, когда мы везли ее в город из Вексфорда.
— Келли внутри, — сообщила она. — Сегодня мы собирались позвонить вам или Джошу.
— Джош вернулся в Вашингтон готовить слушания, — ответил я.
В разговор вмешался Абернети:
— Прошу прощения, мистер Маккул, но мне надо бежать. Рад был снова вас увидеть.
Его
— Что все это значит? — спросил я Лейси.
— Проходите, и мы вам все расскажем.
Келли печатал за кухонным столом, сидя на высоком насесте. Комната была выкрашена в омерзительный зеленый цвет; линолеум был старый, но чисто вымытой. На старомодных окнах с низкими подоконниками висели чистые, но выцветшие занавески. Продавленный диван и несколько стульев составляли убранство комнаты.
Келли похудел, но его улыбка была прежней. Она осветила его лицо, когда он увидел меня.
— Мы допечатываем заметки, — порадовал он. — Лейси вам говорили? Мы уже кончаем.
— У меня еще не было возможности что-либо рассказать, — сказала Лейси.
— Прежде всего, позвольте мне предложить вам пиво, — промолвил он. — Это единственное, что здесь можно пить, вода загрязнена.
— Я знаю. Мне сказали внизу. Говорят, умерло двое детей.
— Двое умерло, и пятеро в больнице. Весь квартал без воды и отопления много дней.
Он протянул мне пиво, а Лейси предложила сыр и печенье.
— Я солгу, если скажу, что не хочу обильного обеда и жаркое, — сказала она. — Мы несколько недель питаемся консервами.
— Как насчет Абернети? Что он здесь делает?
— Ну, держитесь, — произнес Келли. — Он с нами.
— С нами? Что вы хотите этим сказать?
— Только это. Он несколько недель помогает нам, — Келли хлопнул по папке отпечатанными страницами. — У нас здесь достаточно материалов, чтобы разгромить Барни Маллади и всю его машину.
— Подождите минуту, не так быстро. Как это получилось? И почему?
— Начнем с самого начала, — предложила Лейси.
— Прекрасно. Начнем.
— Сначала позвольте мне дать вам некоторое представление о Лоуренсе, — начал Келли. — Трудно поверить, что это не Юг, а Север. Прежде всего, меньшинства составляют здесь более пятидесяти процентов населения. Многие годы у них была некоторая экономическая власть. Но политическая и экономическая власть была организована машиной и в ее интересах, а не против. За последние двадцать пять лет ни один негр не возглавил борьбу или общественное движение против властных структур. То, что получала негритянская община, считалось подарком от лидеров демократической партии. Лейси, покажи Финну карту.
Лейси осторожно приколола к зеленой стене изношенную карту города Лоуренса. На ней разноцветными мелками были нарисованы кружки.
Келли указал на несколько квадратов.
— Это наиболее переполненные школы. Все негритянские. Классные комнаты просто разваливаются. Свирепствует наркомания. Дети не старше двенадцати лет распивают вино под лестницей. В этом году было уже пятнадцать изнасилований. Учителя, все негры, уходят из школы только группами. Безработица среди негров в Лоуренсе в два раза больше, чем среди белых. Повсеместно среди негров смертность выше, чем среди белых. За свои ужасные квартиры они платят гораздо больше. Они должны заплатить на десять процентов больше за хорошую квартиру, хотя их доходы, согласно правительственным данным, более чем на четверть ниже, чем у белых.