Няня для фееричного папаши

Верде Алва

Как же так, почему ты остался без мамы, Остин?

Но я узнаю это, совсем скоро.

Эне, бене, раба!

Прилипнув лбом к окну, я поджав губы и нахмурившись, смотрела, как к поместью подъезжает экипаж: приехала мать Остина. Не знаю почему, но у меня к ней было какое -то внутреннее неприятие, такое острое и жгучее, что ей могло достаться похлеще, чем лорду. Но самое страшное — я не знала, как будет реагировать Остин.

—

Фэра Лара? — Шивонн окликнула меня. — Фэр Итан ждёт вас. Вместе с Остином.

Тяжело вздохнула и отошла от окна. Остин, пробуя на вкус резной бортик софы, ещё не подозревал, каким будет этот день.

Сегодня мне выдали платье, в котором ходит прислуга. Думаю, сделано это было умышленно. Небольшой белый чепец, из которого едва выбивались мои завитые волосы, добавлял мне немало лет. Взяв Остина на руки, выдохнула ещё раз и сделав как можно более приветливое лицо, направилась вслед за Шивонн. Едва мы оказались в холле, как застали мать Остина, поднимавшуюся по лестнице.

Невысокая, рыжеволосая, с очень красивой фигурой. Платье у неё было не очень и роскошное, но подобрано со вкусом. Внутри что-то ёкнуло и звякнуло. Сначала я не поняла, в чём дело, пока женщина не повернулась к нам боком, и я не увидела очень даже красивый профиль: Джессика рассматривала убранство поместья как... своё. Будто прикидывала, как и что она здесь изменит. Сглотнув ком в горле, мысленно себя осадила и приказала считать до десяти. Как хорошо, что в этом мире я не владею магией!

В кабинет мы зашли лишь после личного приглашения фэра Итана: мужчина несколько минут разговаривал с Джессикой наедине. Когда я увидела лицо фея, то приказала себе считать до двадцати. Мужчина был просто вне себя от бешенства, у него едва ли дым из ушей не валил, а глаза были такими красными, будто фэр Итан стал феем -альбиносом.

Джессика, поправляя шляпку и жеманно поджимая пухлые губки, сидела в кресле и думала о чём-то своём. Стоило ей увидеть Остина, как лицо женщины невообразимым образом изменилось. Она натянула улыбку так, как надевают грязные, вонючие носки. Сердито раздув ноздри, я метнула молнию в сторону фэра Итана и встала возле одного из шкафов, не решаясь подойти ближе. Остин, совершенно нахальным образом игнорируя свою мать, вытащил у меня из-под чепца прядь волос и принялся наматывать её на палец, чтобы потом помахать как поводьями.

— Остин, мальчик мой!

Отбросив сумочку и белоснежные перчатки, женщина вскочила с кресла, поправила тёмно-зелёное платье и мелкими шагами заспешила в мою сторону. Я же держала Остина и напевала про себя: эне, бене, раба.

— Как ты вырос! Какой ты большой! Солнышко моё!

Остин, на миг забыв о моих волосах, вдруг замер, вытаращил глаза и обернулся к своей матери с такой ужасающе медленной скоростью и диким выражением лица, что оператор фильма ужасов сгрыз бы себе локти от безысходности: пропущен такой момент!

Я кашлянула и продолжила напевать

детскую считалку. Джессика принялась хватать меня за руки, чтобы забрать Остина. Тот же отпихивался, лез мне на шею, пока не начал истерично верещать. А я скрепя сердце, вынужденно отдала малыша женщине. Остин со слезами на глазах посмотрел на меня как на предательницу.

Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба.

Спокойно, Лара, спокойно! Не надо прореживать шевелюру этой прекрасной мадам, не надо красить ей щёки красным звонкими оплеухами. Она мать, она заслуживает.

Остин криком заходился, вырывался из рук. Джессика, выпучив глаза и поджав губки, напоминала мне дохлую глупую рыбу, которую жахнули об камень и кинули на лёд. Женщина не понимала, почему её сын так себя ведёт. А я понимала: похоже, Остин впервые видит эту женщину и вовсе не считает её своей матерью.

В панике вцепившись в красивые локоны Джессики, Остин едва ли не повис на них. Я косо посмотрела на фэра Итана. Тот с мрачным удовлетворением смотрел на женщину и не думал помогать. Мне пришлось фыркнуть, сжать руки в кулаки и продолжить считать.

Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба. Эне, бене, рес, квинтер, финтер, жес!

Детские крики резали уши. Джессика бледнела, зеленела, гневно на нас смотрела и держала Остина так, будто это не милый мальчик, а бомба замедленного действия. пожалуй, теперь я знала, как выглядит обезьяна с гранатой.

Всё произошло мгновенно. Остин выдрал клок волос, воя белугой. Джессика вскрикнула и выронила бы мальчика. Но тут уже никакие жабы с рабы не помогли! Я кинулась вперёд, выставляя руки. Остина я успела подхватить, как и хорошую оплеуху, от которой в ушах зазвенело: так Джессика решила отрезвить малыша.

Забрало упало.

Прижимая к себе Остина, я выпрямилась во весь свой рост, выпятила грудь и смело пошла на Джессику. Это она зря, очень зря. Я же жевала свой язык, угрожающе надвигалась на женщину, пока та, споткнувшись о складку на ковре, не рухнула в кресло.

Остин, стеная как от зубной боли, прижался к моей груди щекой и всхлипывал, да с таким присвистом, будто два часа кряду ревел. Больше такого издевательства я не могла терпеть.

— Простите, фэр Итан, я не оставлю мальчика рядом с этой женщиной ни на минуту.

Сейчас моё лицо полыхало не только от пощёчины, но и от праведного гнева. Мать Остина тут же вспыхнула, подскочила и, сжав кулачки, разъяренно выкрикнула:

— Я не отдам своего сына!

— Своего сына? — взревев так, что стёкла в окнах задрожали, крепко обняла Остина и опасно сузила глаза. — Да какая вы мать? Вы не мать! Вы... вы... вы... Ехидна! Кукушка! Не смейте называть себя матерью! У вас нет ничего общего с этим светлым, милым и добрым словом. Родить ребёнка — это не всё! — угрожающе тыча указательным пальцем, забыла обо всех приличиях. — Только попробуйте ещё раз замахнуться на Остина.