О больших, которые терпеть не могут маленьких
Шрифт:
Между прочим Герасиму Петровичу показалось, как один из колхозников с досадой почесал затылок, указал рукой товарищам на ШКМ и крепко сплюнул в сторону.
ИХ ЛИЦА
Больше года я не видел Сергея Градова. Правда, слышал о нем. Мне говорили, что он кончает Педагогический институт имени Герцена.
Случайно неделю тому назад, когда я блуждал по длинным коридорам Облоно, я столнулся с одним высоким парнем. Тот, не глядя на меня, извинился и хотел уже бежать
— Молодой человек, с каких это пор вы перестали замечать знакомых? — окликнул я его.
Парень посмотрел на меня и весело рассмеялся:
— Здорово! Бывает, понимаешь, задумаешься и не заметишь. Ну, рассказывай, ведь который месяц не видались.
Это был Сергей Градов.
Несколько минут мы стояли в коридоре, поТом Сергей потащил меня к себе.
Комната у Сергея маленькая, неприглядная, вся завалена книгами.
Сергей устало опустился на кровать, а я устроился на кушетке.
— А теперь, Сережа, выкладывай все по порядку. Во-первых: учишься?
— Не учусь, а учу! —' смеялся Сергей. — Других учу уже!
— Серьезно? А в какой школе?
Сергей начал подробно рассказывать.
— И доволен? — спросил я его. — Спокойная работа ?-
Сергей перестал смеяться. Лицо его сделалось серьезным.
— Спокойная ли? Не сказал бы, что очень спокойная.
; — Небось ребята на уроках бузят?
— Не в ребятах дело, они тут ни при чем. Другие причины есть, поглубже... А ребята у меня не бузят, я с ними крепко сработался. Да-а. Причины другие, дорогой товарищ. Что ж, я тебе могу рассказать, если хочешь.
Сергей помолчал минутку, потом начал:
— Недавно я встретил Малыгину. Впрочем тебе эта фамилия ничего не говорит, — ты Малыгиной не знаешь. Так вот, Малыгина — старый педагог. Я с ней познакомился в институте Герцена, когда она была на курсах переподготовки. И можешь ли себе представить? Не узнать человека! Горит человек. Появились новые силы, новые интересы.
И ведь в чем смысл? Педагог, который раньше способен был только отбарабанивать свои сорок пять минут в классе, а дальше — хоть потоп, сейчас переборол себя, стал друггул человеком.
Она с увлечением говорила и говорила... О чем говорила Малыгина?
— Старые традиции, которые цепко, как спрут, из. века в век опутывали школу, эти традиции рушатся. Мы (Малыгина с гордостью подчеркнула это местоимение), мы вместе с новыми советскими педагогами вышвыриваем эти традиции за окно, как какой-нибудь окурок, как обгоревшую спичку. В толстых стенах школы мы пробиваем широкую дверь. Мы делаем сквозняк. Перестраиваем школу. И в результате: буйным ветром, новым, советским, ворвалась в школу политехнизация, ворвалась сама жизнь со своими неслыханными темпами, невиданным строительством. Я неожиданно почувствовала себя ответственной —а это большое дело. Я вдруг сразу поняла, чтэ на нас смотрят. Отовсюду смотрят. От нас ждут, от нас требуют!
Малыгина с увлечением продолжала рассказывать:
— В нашей школе сколотилась крепкая группа педагогов. Основная масса — новые советские педагоги, только недавно покинувшие
— Но... — в голосе Малыгиной прозвучала досадная нотка. — Но... есть еще препятствия. Есть, Сергей, вы сами это конечно знаете и вы еще лучше и активнее меня боретесь с ними. Но я все же говорю об этом.
Порою наталкиваешься здесь же у себя на таких педагогов, которые... мешают.
Одни мешают своим пассивным сорокапятиминутным отбарабаниванием, своим безразличным отношением к работе, аполитичностью, нежеланием затрагивать большие и важные вопросы, колебанием, незнанием, куда примкнуть, а другие мешают активно, сознательно. Вот в чем дело! Надеюсь, фактов вам, Сергей, приводить не надо. У вас их и так достаточно. Мне говорили, что вы | их даже специально собираете.
Сергей сделал небольшую паузу, поднялся с кровати и продолжал мне рассказывать:
— Да-да! Факты! Это верно, что фактов у меня мно-! го. Я эти факты тщательно собираю. И знаешь, почему я это делаю? Я это делаю потому, что собираюсь писать | книгу о педагогических кадрах, собираюсь кричать полным голосом о наших недостатках, мобилизовать внимание общественности и разоблачить то... болото, которое у нас еще имеется.
Итак, я уже говорил, что у меня есть факты. Есть гал-лерея болотных людей. Слушай!
Учитель пения 40-й школы Алексеев. Учитель пения .' 3-й Детскосельской школы. Здесь явно сказывается старина. В данном случае эта старина выражается в запахе ( ладана. Я вижу по твоему лицу, что ты меня понял правильно. Действительно, и тот и другой, кончив занийать-I ся с советскими ребятами, отправлялись тянуть «алли-I луйя» в церковный хор. И тот и другой, кончив разучи: вать с ребятами боевую песню: «...Мы на небо залезем —
I разгоним всех богов!..», идут в церковь и затягивают какой-нибудь «Отче наш»!
Можно ли сомневаться в результатах всего этого? Болото, оно липкое, оно может засосать, если своевременно не принять мер, чтобы осушить его.
Бывает конечно и иначе. Бывает, что педагог прила-5 живает себе на лицо красную маску и, пуская пыль в гла-: за, лезет в общественники. Такой педагог даже внесет на постройку дирижабля пятьдесят копеек и злорадно вы-I зовет какую-нибудь Анну Петровну на пять рублей! Та: кой втирается в доверие и делает большие успехи на об! щественном поприще.
Он (из примера 55-й школы) проникает в редколлегию : школьной стенгазеты, ратует за общественную работу ребят, за их самодеятельность, за самокритику. Он одно ' сплошное «за»!
Но достаточно маленького случая, чтобы такого «общественника» раскусить.
Когда на редколлегии зачитывались ребячьи заметки, в которых критиковалась работа педагогов, этот педагог «общественник», прикрываясь авторитетом «активиста», заметок не пропускал и на практике подавлял всякие попытки самокритики.