О чем поет ночная птица
Шрифт:
Но сейчас, глядя с финиша двенадцатилетнего отрезка жизни после смерти, Руслан испытывал лишь брезгливость, воспринимая ту лояльность не как проявление цельности и личностной силы, в как равнодушие, эгоизм. Просчитанность и корысть.
В чем-то они сравнялись в тот миг, когда Рус нажал на спуск, но даже это развело директории их взглядов. Зеленин не понимал Дагаева тогда и не понимал сейчас, но догадывался, что тот хочет. Деньги или что-то эквивалентное им. Все просто и пошло. Ничего нового ни в мире, ни в человеческом сообществе нет, не было и не будет. Деньги, став Богом человеку единожды,
В этом уже Рус ничего нового не изобретал. Смотрел на Виту и понимал — на ней сошлось все от лиха до радости, от вздоха до выдоха ее и его. Поэтому он сделает возможное и невозможное, но его девочку больше никто ничем и никогда не потревожит, как не вытащит из того мирка, в который ее отправила пуля Руслана. Но это уже его крест, его вина и только его ответ за нее.
Сколько таких пешек было расставлено на карте Чечни, сколько на карте Афганистана, Абхазии, Югославии, других стран, городов, селений — жизней? Сколько их пало в бою, не заметив ни жизни, ни смерти, не осознав кем и чем они были, зачем и для кого?
И пусть он станет одной из пешек, но только не Вита, только не она. Больше он не даст поставить ее на «доску» и защищать чужие позиции.
— Слушай, — подвинулся к нему Андрей и тихо сказал, стараясь не обращать внимания на Леонида и Виту. — Ты в благородство поиграть решил, твое право, твое дело, только я роль бедного родственника играть не согласен.
— Никто не заставляет.
— Тогда рули к нашему дому.
— О сестре подумал?
— Столько лет думал, что еще столько же без помощи обойдусь.
— Позже обсудим, — отрезал Рус, заметив, что девушка навострила ушки, побледнела.
— У нас неприятности? — спросила у Андрея. Тот выдал белозубую улыбку клоуна:
— Только одна — я пропустил свой любимый сериал.
Вита фыркнула и засмеялась, теряя бледность лица и испуганный вид:
— Ты никогда их не смотришь.
— А что он смотрит? — поинтересовался Зеленин, чтобы отвлечь ее и еще дальше увести от пугающей ее темы.
— Футбол и теннис.
— Теннис? Ого! А ты?
— Футбол и теннис. С Андреем.
— Не скучно?
— Засыпает на первом тайме, — с улыбкой поведал мужчина и убрался обратно, к Леониду. Тот как в воду воды набрал: смурной до необычности. Но трогать его не входило в планы Руслана, понимал он, что Лене переварить надо явление Виталии, свыкнутся с мыслью, что она не подружка на одни выходные. К тому же он подозревал, что Иванов молчит, чтобы в раздражении не сползти в ядовитый сарказм, что водилось за ним. А что раздражен, по взглядам уловить легко можно было. Нервировали его новые знакомцы, без которых он еще столько же лет прожил не печалясь и Русу тоже самое завещая. Но впервые,
— Лихая ситуация, — буркнул.
— Не бойся, пройдут выходные, пройдет блажь твоего друга, — тихо, но уверено бросил Андрей.
— Думаешь?
— Мечтает, — ответил за него Зеленин.
— А я мечтаю, что мы найдем город, который понравится насовсем. Тогда Андрей приведет мне сестренку, женится и у него появятся деточки, — сказала девушка.
— Хочешь нянчиться с малышами?
— Очень.
— Своих надо завести.
— Мне нельзя, — девушка резко, буквально за секунду огорченно помрачнела. Рус глянул на нее и подумал, что ей действительно будет тяжело выносить ребенка, но с другой стороны есть масса всяких клиник и невозможное вполне может стать возможным.
— Под присмотром специалистов….
— Мне нельзя! Я… как это? — наморщила лоб, вспоминая, к Шустрикову развернулась вопрошая. Тот отвернулся к окну:
— Погода хорошая.
Зеленин понял: какой-то доброхот видно сказал Вите, что она ненормальная, значит, дети у нее будут ненормальные, значит нельзя ей детей иметь.
Дать бы в зубы этому умнику!
— У тебя будут здоровые и красивые дети, — бросил, подбадривая.
— У меня не будет!… - в голосе появились нотки истерики. Видно эта тема была столь же болезненной, как тема дома. Не даром Андрей подвинулся к сиденью сестры и повторил ей в лицо спокойно, но с нажимом:
— Погода, говорю, хорошая.
— А?… Да-а…
Рус чертыхнулся: "знать бы все «больные» темы, чтобы не задевать их и впредь не травмировать Виту. Нужно будет спросить Андрея".
А тот продолжал отвлекать:
— Выходной классно провели, да?
— Ага. Катерине помогли. Морковку всю пропололи, — и повернула голову к Русу. — Вообще, я люблю салат. Он пушистый.
— А я кинзу люблю, — включился в разговор Леня тоном прокурора.
— Она злая, — заметила Вита.
— Нормальная. Если всю грядку не есть.
— На вид.
— А-а, — протянул, заподозрив, что опять что-то не так понял. — Салат тоже не на вкус, а на вид любишь?
— Ага.
— Ага? — и губы поджал, глянув на друга с немым осуждением: ну, вот о чем с ней говорить? Ей про «а», она про «б» и пойми, что из чего вытекает! Я пас! Отвернулся к окну.
Но дома у Руслана, в гараже, когда брат с сестрой ушли наверх, он перехватил друга за локоть и сказал:
— Ты о чем думаешь, старичок? Она же совершенно ненормальная.
— Она была нормальной, пока пулю в лоб не получила.
— Не понял, — нахмурился мужчина.
— Была такая война, друг мой, Чеченская. Две. Вита в ту мясорубку попала. В первую.
— Как ты?
Рус кивнул и хотел уйти, но Леня не дал, придержал за рукав:
— И что? Отдаешь дань всем покалеченным? Ты-то причем? Ты еще женись, ярмо такое на шею…
— Женюсь, — согласился, и мужчина смолк, растерявшись.
— Тупо, Рус, — заметил тихо.
— Может быть. Но женюсь. Буду помогать, нянчиться, если надо.
— Почему?! — не мог взять в толк.