О чем поет ночная птица
Шрифт:
— Потому что каждый должен отвечать за то, что сделал. Закон такой есть, этический. Каждый бы ему следовал — бардака бы не было и криминал завял! — отрезал.
— Ладно, — развел руками Леонид. — Хочешь быть в ответе за тех, кого приручил? Дерзай. Только сам не свихнись. Есть такой закон — подобия. Тоже его мало кто знает, а он, зараза, все равно действует. Я тебя по дружески предупреждаю: хочешь пожалеть, по голове погладить — вперед, только нафига глубоко влезать? Выдай пособие деззнаками, успокой свою совесть и гони в шею убогую.
— Не
— Угу?… Хорошо, делай что хочешь — ты большой мальчик, с развитыми извилинами, через чур даже, — взял удочки и к выходу попер. — Когда взвоешь от милосердия своего, звони, а я с дуриками общаться, пас. Стар я для жалости и сантиментов, на психику мою они плохо влияют. Спасибо за томный выходной! Теперь отдохнуть бы от него, — проворчал, вываливаясь на улицу. — Ребятки, кстати, тоже чеченской приглажены. Нашли вы друг друга, жалостливые.
— Пока, — бросил Рус и закрыл ворота гаража.
Леню он знал, потому печалиться нарочитой обиде друга не стал — посопит тот, поворчит, попеняет и отойдет, опять все хорошо будет.
И усмехнулся невесело: в чем-то прав Леонид. Со стороны Рус, наверное, полным кретином выглядит.
Н-да, не объяснишь, что такое честь, долг, совесть даже другу. Эти понятия у каждого сугубо индивидуальны, и питаются, пачкаются, болят и лечатся они тоже, индивидуально, соответственно личным качествам, взглядам на жизнь. Так кому что и зачем объяснять? Понял — молодец, а нет, и не надо.
Вита ушла в ванную, занырнула в нее как русалка и будто провалилась.
— Это надолго, — отмахнулся Андрей беспокойству Руслана. — Она по два часа с водой разговаривает.
— Ладно, — ему он верил. Шустриков больше про привычки девушки знал, Зеленину же только еще предстояло их узнать. — Тогда пошли, постельное выдам. Спать в гостиной будешь, не возражаешь?
Мужчина тяжело уставился на него:
— А ты с ней?
Опять тупой вопрос. К чему он спрашивает, если ответ сам знает? Может, пока Вита медитацию на воду с пенкой устроила, решил поговорить с соперником и расставить точки над «и»? Все равно, глупо.
— С ней. Как вчера, так сегодня, а еще завтра, через месяц, и через год, думаю, тоже. Есть претензии на эту тему — давай их сейчас.
— Бросишь ведь ты ее, — головой качнул.
— Ты не бросил.
— Я другое. Я не мог. Не могу.
— Вот и я — не могу.
— Ты-то с чего?
— А ты?
— Ну, пошло препирательство! Давай начистоту? Болтать я не умелец, потому как смогу скажу: если ты к ней как к женщине что-то имеешь, то бесполезно…
Рус не сдержался, фыркнул:
— Извини, но ты что-то не понял, может не в курсе, конечно, — невольно съязвил. — Только когда мужчина с женщиной в одной постели спят, она хоть как виды друг на друга имеют, и хоть как к общему знаменателю придут.
— Только не с Виталькой.
— Да ты что? — к чему он все это? О чем? Не с тонким ли намеком,
Лицо Андрея вытянулось, взгляд больной, с горчинкой обвинения:
— Ты ее?!…
— Стоп! Вот за это точно в зубы получишь.
Мужчина сник, головой замотал и встал. Что-то еще не сходилось у него. А что-то уже сошлось и одарило растерянностью:
— Если так, если миром…. В смысле она не против…. Не знаю, как тебе это удалось, не подпускала она ведь никого к себе. Я поэтому и спокоен был…. Ну…. В общем… Но если обидишь!…
Рус вздохнул: совсем мальчишка.
— Вляпался в нее?
— Она… необычная.
"Точно", — улыбнулся невесело.
— Закрыли тему. Показывай, давай, где мне расположиться можно, — буркнул, пряча взгляд. Тяжело ему было, может больно, может обидно — Рус не знал, да и все равно ему было. Одно понял — Вита с Андреем не была, а остальное частности. Конечно, понимал, что тот еще устроит ему бои без правил, крутить да вертеть начнет, проверяя, ревность выказывая, но перемелется, если не дурак.
Шустриков оказался умным. Он мучился один и не взглядом ни словом не дал понять Вите, что обижен или ревнует, не устраивал обычные в таких случаях прения на тему кто "выше и больше", не заморачивался сам и не морочил голову сестре и Руслану. Ему было больно, но с этой болью он справлялся сам, оставаясь с ней наедине.
В ту ночь никто не мог уснуть: ни он, ни они. Андрей мерил шагами гостиную и курил, то и дело распахивая окно, Вита и Руслан болтали почти до утра ни о чем и обо всем.
Об Арслане же Зеленин не думал, специально отодвигая мысли о нем: ни сейчас, ни сегодня. Его время — завтра.
Но все же осторожно, ненавязчиво стал расспрашивать девушку о «ключе».
Та не таилась и к удивлению мужчины, прямо выдала замысловатый набор, который действительно сложно запомнить и с первого и с десятого раза. И добавила:
— Это шифр в банке.
— В какой банке? — выдавил улыбку Рус, обескураженный открытостью и доверчивостью Виты. Как она еще жива с ней, не понятно, как ее раньше не нашли, не взяли что надо? Или она лишь ему доверила, потому что «свой»? Но как легко стать ей «своим»!
— Я не знаю в какой. Это отец бронировал ячейку или… Я не знаю, что он там делал и в каком банке.
— Но шифр знаешь.
— Он сказал, чтобы я запомнила, потому что записывать нельзя. У меня память очень хорошая….
"Угу. Не поспорить".
— … А потом с ней что-то случилось, — нахмурилась, пытаясь понять: что? Руслан вздохнул, провел по ее щеке, пальцами лаская кожу:
— С тобой все хорошо.
— Нет. С отцом что-то случилось и меня не стало. Что-то страшное и нехорошее произошло, но я не помню, что.