О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Шрифт:
Беннет поморщился.
— Ваша милость, вы в церкви не пробовали выступать? Может быть, Хильда в шерифы, а вы в монастырь?
Гай сказал сердито:
— А что предлагаешь ты?
— Охоту, — сказал Беннет.
— Охоту?
— На людей, — уточнил Беннет. — Про благо и справедливость лучше промолчать, а вот славную и благородную охоту на людей, когда можно убивать их безнаказанно, — это распишите поярче. На такое граф клюнет скорее.
Гай посмотрел на него внимательно.
— А ты хитрый, гад. Попробую.
Беннет
— Пойду седлать коней?
Гай покачал головой.
— Нет. Сперва съезжу в те села. И попробую договориться с разбойниками.
Даже Аустин ахнул, а Беннет вообще вытаращил глаза.
— Они же вне закона!
— Сейчас я — закон, — ответил Гай. — Даже разбойник имеет шанс войти в Царство Небесное, если раскается и возместит. Оставайтесь на хозяйстве, а я пока проедусь до того села, куда разбойники захаживают как к себе домой.
Беннет сказал встревоженно:
— Может быть, нам с вами?
— Нет-нет, — сказал Гай, — я еду только на переговоры.
Аустин пробурчал:
— Это же не сарацины, ваша милость! С разбойниками договариваться трудно.
Гай кивнул и быстро вышел, пока сам не передумал, и так чувствует, что затевает глупость, однако нужно попробовать договориться, прежде чем затевать беспощадную чистку леса. Да и будет оправдание, если вдруг начнут обвинять в излишнем кровопролитии…
Конь донес до села в охотку, Гай велел детишкам быстро собрать родителей, а когда те поспешно потянулись из домов и огородов на середину улицы, выждал, пока соберется побольше, вскинул руку.
— Слушайте все! И не говорите потом, что не слышали. Я, королевский шериф Гай Гисборн, объявляю всеобщую амнистию разбойникам. Всяк может выйти из леса и заняться мирным трудом, не опасаясь преследования властей. За это отвечаю я!.. Говорю вам, я прибыл для того, чтобы сделать вашу жизнь безопасной. И я сделаю. Но если какие-то разбойники не внемлют моим словам и голосу своей совести, то пусть пеняют на себя. Я объявляю их вне закона! Каждый, кто увидит любого из них, волен тут же убить без суда и следствия, так как они уже осуждены и приговорены. Срок — три дня!.. Через три дня пусть пеняют на себя.
По лицам собравшихся видел, что слова его не вызывают особого отклика. Разбойникам, конечно, передадут, вполне возможно, среди крестьян уже кто-то из разбойников стоит и слушает, но в любом случае должен такое сказать и предупредить, чтобы потом не чувствовать вины.
— Запомните! — прокричал он. — Я предупреждал!.. Три дня!
Он повернул коня и понесся в сторону величественного замка графа Вальтера Тубаха, стараясь держаться в седле ровно и уверенно. Со спины он смотрится, как сам понимал, красивым и сосредоточенным, и никто не знает, насколько растерян, не знает, за что ухватиться, когда со всех сторон приходят все более тревожные новости.
На этот раз замок показался еще громаднее, он выпрямился и сделал лицо беспечным и уверенным, а когда подъехал к
— Королевский шериф Гай Гисборн к сэру Вальтеру!
После паузы внизу послышался топот, ворота распахнулись, он въехал уверенно и по-хозяйски, подковы звонко стучат по каменным плитам двора, с плеч красиво ниспадает плащ, расшитый непонятными англичанам символами, а золотые рыцарские шпоры позвякивают тихонько и деликатно.
Во дворе слуги, занятые своими делами, оставили работу и смотрели, как он направил коня к главной башне. Все одеты добротно, хоть и просто, морды сытые, держатся вольно, как люди, вовсе не заморенные тяжелой работой, хотя двор чист, плиты под ногами блестят, их не только подмели, но и сбрызнули водой, а то и помыли.
Один из стражников перехватил свободной рукой повод.
— Я держу его, ваша милость!
Гай покинул седло, второй стражник сказал торопливо:
— Лорд сейчас выйдет к вам, шериф.
— Я подожду, — ответил Гай кротко.
Оба в дорогой одежде, даже пышной, что должно без слов говорить о могуществе и богатстве владельца замка, тяжелые пояса с накладками из серебра, кинжалы в узорных ножнах, а сапоги такие, что иные лорды позавидуют.
Первый стражник вернулся к дверям и застыл, второй увел лошадь к коновязи, а Гай ощутил на себе взгляд, но не враждебный, а, скорее, скучающе-любопытный. Он научился их чувствовать всей кожей, иначе не выжить в чужой стране и переполненных людьми городах, даже умел различать те, от которых веет приближающейся угрозой, от всех остальных.
Стараясь не показывать виду, что заметил или ощутил нечто, он начал вроде бы оглядывать двор, а краем глаза ловил мутные образы, пока не увидел на балконе девушку в голубом платье, что склонилась на перила и рассматривает его с любопытством.
Он чуть повернул голову, вроде бы всматриваясь в узорную доску коновязи, девушка видна отчетливее, золотые, как солнце, волосы блестят, разбрасывая зайчики…
С лязгом отворилась массивная дверь, граф Вальтер Тубах вышел, надменный и величественный, крупный, с таким же широким, как и он весь, лицом и тяжелой нижней челюстью, осанистый, в поясе объемен, но брюхо не свисает через ремень, достаточно поджар, а руки толстые, не растерявшие с возрастом мышцы.
Подбородок чисто выбрит, а небольшие усы торчат в стороны, как у рассерженного кота. В крупных глазах навыкате раздраженно-брезгливое выражение.
Гай вежливо поклонился.
— Сэр Вальтер…
Граф окинул его с головы до ног холодным взглядом.
— Слышал о ваших подвигах, сэр Гай.
Гай приятно изумился:
— Кто-то из моих знакомых вернулся из Палестины?
Сэр Вальтер некоторое время жевал ус, пыхтел, наконец сказал с неудовольствием:
— Ну да, крестоносец… Для вас все остальное здесь не победы, а так… даже не забавы.