О красоте
Шрифт:
— Эта женщина дьявол, она околдовала миссис Кипе! — взвизгнула Амелия, чье наивное воображение было засорено самыми цветистыми библейскими эпизодами.
— Помолчи, Амми, — процедил Майкл. Он изучал пустой оборот листка, словно там мог оказаться ключ к разгадке.
— Это семейные дела, Амелия, — строго сказал Монти. — А ты еще не стала членом нашей семьи. Будь добра держать свои соображения при себе.
Амелия потупилась и принялась теребить крестик на шее. Вскочив с кресла, Виктория выхватила листок у брата.
— Это мамин почерк. Стопроцентно.
—
— Слушайте, а ведь картина прилично стоит, да? Штук триста баксов? Или даже фунтов стерлингов? — спросил Майкл, ибо Кипсы, в отличие от Белси, не страшились открыто говорить о деньгах. — Да она ни при какой погоде не отдала бы ее чужому человеку! Тем более, буквально на днях она вроде как намекнула…
— Что подарит ее нам! — пропищала Амелия. — На свадьбу!
— В общем, да, — кивнул Майкл. — И теперь выходит, что она оставила самую ценную картину в доме практически не знакомому человеку? Кики Белси? Вряд ли.
— А больше ничего не было — например, другого письма? — в замешательстве спросила Виктория.
— Нет, — Монти провел ладонью по блестящей макушке. — Ничего не понимаю.
Майкл стукнул кулаком по подлокотнику дивана.
— Какая низость — воспользоваться слабостью тяжелобольного человека!
— Майкл, вопрос в другом: как мы поступим?
И тут Кипсы дали волю своей практичности. Присутствующим женщинам права голоса не полагалось, и они инстинктивно устроились поглубже в креслах, а Майкл с отцом подались вперед и оперлись локтями о колени.
— Думаешь, Кики Белси знает об этой… записке? — последнее слово Майкл произнес одними губами, словно вовсе отказывая ей в существовании.
— Неизвестно. Прав она не предъявляла. Пока.
— Знает или нет, — вспылила Виктория, — она не сможет доказать, верно? У нее ведь нет письменного свидетельства для суда, вообще ничего! Мы ж не хрен собачий, а прямые наследники.
Она снова отдалась рыданиям. Это были слезы обиды и раздражения. Впервые смерть в каком бы ни было проявлении вторглась в уютные пределы ее жизни. Виктория не могла поверить, что и ее постигли настоящее горе и утрата. Прежде во всех неприятностях у каждого из Кипсов находилась отдушина: Монти трижды подавал иски за клевету, Майкл и Виктория с детства были приучены храбро отстаивать свои религиозные и политические взгляды. Но тут — кому и что доказывать? Здравствующие либералы — дело одно, смерть — совсем другое.
— Не смей так выражаться, Виктория, — веско произнес Монти. — Уважай этот дом и своих близких.
— Похоже, я уважаю своих близких больше, чем мама, ведь она нас даже не упомянула. — Она помахала запиской и случайно ее выронила. Та лениво спланировала на ковер.
— Ваша мать, — сказал Монти и замолк; на его щеке дети увидели первую слезинку, упавшую за эти дни. Майкл выступил сильнее: откинувшись на диванные подушки, издал истошный вопль и захлебнулся сердитыми слезами.
— Ваша мать, — снова начал Монти, — была мне доброй женой, а вам прекрасной
— Аминь! — сказала Амелия и прижалась к своему жениху.
— Амми, прошу тебя, — проворчал Майкл, отпихивая ее. Амелия уткнулась носом в его плечо.
— Зря я даже вам сказал, — Монти согнул листок пополам. — Эта записка не имеет никакого значения.
— Само собой, — раздраженно бросил Майкл, утираясь предусмотрительно поданным Амелией носовым платком. — Сожги и забудь.
Итак, слово было произнесено. В камине громко треснуло полено, казалось, огонь их подслушивал и теперь жаждал новой пищи. Виктория открыла рот, но промолчала.
— Верно, — сказал Монти и, скомкав записку в руке, кинул ее в пламя. — И все-таки надо пригласить ее на похороны. Миссис Белси.
— Зачем? — воскликнула Амелия. — Она противная. Тогда на вокзале эта гордячка посмотрела на меня, как на пустое место! Да она вообще растафарианка!
Монти нахмурился. Становилось очевидным, что Амелию нельзя назвать тишайшей из христианских дев.
— Амми права. Зачем? — сказал Майкл.
— Очевидно, ваша мать была до некоторой степени привязана к миссис Белси. Последние месяцы мы часто оставляли ее одну. — При этих более чем справедливых словах каждый уставился на первое попавшееся пятнышко на полу. — И она нашла себе подругу. Как бы мы ни относились к этой дружбе, мы должны ее уважать. Пригласим миссис Белси. Просто ради приличия. Договорились? К тому же, она, скорее всего, не придет.
Спустя несколько минут дети гуськом покидали кабинет, еще больше озадаченные вопросом, кем на самом деле была та, чей некролог появится наутро в «Тайме»: леди Кипе, обожаемая супруга сэра Монтегю Кипса, заботливая мать Виктории и Майкла, пассажирка «Виндраш» [75] , неустанная труженица на благо церкви, покровительница искусств?
Через замызганные стекла такси Белси наблюдали за тем, как Хэмпстед трансформируется в Вест-Хэмстед, Вест-Хэмстед — в Уиллсден. Чем дальше, тем больше граффити на железнодорожных мостах и меньше деревьев на улицах, зато больше полиэтиленовых пакетов в их ветвях. Все чаще мелькают заведения, торгующие жареными курами, — в Уиллсден-грине уже кажется, что каждая вторая вывеска имеет отношение к домашней птице. Над рельсами — записка гигантскими, попирающими смерть буквами: ЗВОНИЛА ТВОЯ МАМА. При других обстоятельствах это могло бы быть забавным.
75
«Эмпайер Виндраш» (The Empire Windrush) — название корабля, который 22 июня 1948 года привез на постоянное поселение в Великобританию 492 жителя Ямайки. Это событие положило активному переселению в Англию выходцев из бывших колоний.