О, Мари!
Шрифт:
Я не могу быть кем-то иным. Не могу быть представителем более счастливого народа, жителем симпатичной мне страны, где живет моя любимая девочка и маленький беззубый человечек. Я – сын моих родителей, светлых, добрых, обделенных судьбой людей. Они родились христианами, армянами. И я такой же, иного не дано. Противное означало бы, что я предаю их, а их образ свят для меня. А если Армения выйдет из состава СССР – какой у меня выбор? Ведь я вырос преимущественно на базе российской культуры, именно благодаря ей я формировался как человек, как европеец. Для меня Толстой, Пушкин, Лермонтов, Чехов, Чайковский, Рахманинов стали родными, я не отделяю себя от русского языка, музыки и культуры.
Отец
Снова раздвоенность. В России я чувствую себя жителем великой страны, судьба которой мне небезразлична. По душевному состоянию и политико-правовой принадлежности я советский гражданин, но я никогда не смогу забыть свои корни и родину моих предков, этот крошечный клочок земли с трагической судьбой. По большому счету, людей я разделяю не по национальности, а по их человеческим качествам, и себя хочу относить к наднациональной общности добрых и порядочных людей.
Интересно, кто это так поздно звонит? Уже половина одиннадцатого.
– Давид, извините за поздний звонок. Это Ольга Викторовна. Я долго колебалась, звонить ли вам. В воскресенье труппа МХАТа дает в городе единственное представление, и я очень хочу присутствовать на спектакле, но как-то неудобно идти туда в одиночестве. Решила позвонить вам. Вы свободны?
Я уловил беспокойное ожидание в ее голосе.
– Вы меня очень обрадовали, Ольга Викторовна! Это будет светлое пятно в моей серой скучной жизни. Спасибо, что выбрали меня.
– О каком выборе вы говорите?
– Могли же вы пригласить Коробко? Однако честь сопровождать вас и находиться несколько часов рядом с вами выпала именно мне.
– Злопамятный вы, Давид! Хотя умения по-восточному слащаво льстить у вас не отнимешь.
Как я должен вести себя? Чего она ждет от меня? Знаков внимания? Но какого плана – как к начальнице или как к женщине? Как поступить, чтобы ее не обидеть? Ольга Викторовна взрослая женщина, кажется, ей тридцать семь, то есть она старше меня чуть ли не на двенадцать лет. Окажешь мужское внимание – а она вдруг возьмет да обидится, напишет такую докладную, что не избежать наказания, да и насмешек. Безусловно, ее зрелое женское обаяние притягивает меня, но у меня и в мыслях нет вступить с ней в более близкие отношения. С девушками моего возраста – Мари, а потом с Иветтой – все было иначе. В Мари я влюбился с первого же мгновения, как только увидел, и после этого моя жизнь перевернулась. Она стала центром всего. Когда Мари была рядом, я даже не замечал, какая погода на улице. Может, такая любовь – своеобразная форма помешательства? С Иветкой отношения складывались по-другому. Фактически она сама инициировала нашу близость, но в ней столько соблазна и трогательно-наивной навязчивости, что устоять было невозможно, да я и не жалею, что сблизился с ней. Она тоже оставила в моей душе светлые чувства и теплые воспоминания. Впрочем, почему я говорю
Здесь же – абсолютно незнакомая ситуация. Взрослая, влиятельная женщина, моя начальница, стоящая на значительно более высокой ступени социальной лестницы, к тому же замужняя. Правда, семейные узы оказались призрачными – с мужем она встречается пару раз в год, не больше, но, будучи молодой и обаятельной женщиной, несомненно, нуждается в мужской ласке и внимании. А если она сама выкажет ко мне расположение, как мне себя вести? Прикинуться идиотом или ответить тем же? Не ответить – значит нажить могущественного врага. Но если знаки внимания с ее стороны окажутся жестом простой вежливости, не навлеку ли я на себя еще большую беду? Мне тут же припомнят, что я кавказец, отличающийся по поведению от других и замеченный уже в нескольких драках. Накажут по полной программе – вплоть до отправки на строевую службу, где придется мне чистить картошку, мыть туалеты и маршировать до потери сознания под командованием какого-нибудь деревенского парня-сержанта.
Перспектива и в том, и в другом случае отнюдь не радужная. Сказать, что у меня есть возлюбленная и я хочу быть ей верным? Прозвучит фарисейски, если не сказать издевательски. Она ведь тоже замужем. Получится, что я такой верный и высокоморальный, а она чуть ли не развратница, которая тащит в постель молодую неопытную овечку. Обидно, оскорбительно для нее и для меня. Лучше выглядеть наглым идиотом, чем овечкой. В конце концов, мы совершенно разные люди и можем спокойно выяснить свои позиции, хотя бы на теоретическом уровне.
Люблю ли Мари? Несомненно. Несу ли по отношению к ней моральную ответственность? Безусловно. Понимаю ли я под моральной ответственностью верность? Но какую верность? Моральную – да, физическую – сомневаюсь. Однако не поступаю ли я опрометчиво, удовлетворяя свои естественные желания или, говоря более высокопарно, идя навстречу зову природы? Не рухнет ли цивилизация, если руководствоваться такой логикой? Ведь цивилизация в первую очередь подразумевает самоограничение, на основе которого и строится общественная жизнь.
Как будто два человека живут во мне и находятся в постоянной борьбе. Один хочет быть свободным и жить, как ему хочется, не считаясь ни с какими условиями. Другой хочет жить в рамках общественной морали и быть верным любимой женщине. Но ее нет рядом. И даже самый яркий воображаемый образ всегда тускнеет перед реальностью, перед настоящим. Правы философы: реально лишь настоящее, тогда как будущее и прошлое призрачны и существуют только в нашем воображении. Но что если так поступит по отношению ко мне и Мари? Нет, не имеет права, она женщина и мать! Опять раздвоенность, эгоизм и безграничное себялюбие… Я бы не думал так, если бы Мари была рядом. Одиночество – это и есть искушение. И усугубляющая одиночество весна…
На следующий день, в пятницу, я решил после работы отправиться в спортзал, а потом в сауну. Когда я уже возвращался в свой номер, меня догнал молодой, приблизительно моего возраста технический сотрудник, помощник Ольги Викторовны.
– Давид, где вы были? Я вас весь вечер ищу. Ни в номере вас нет, ни в баре… Ольга Викторовна просила зайти к ней.
Я быстро привел себя в порядок и поспешил к начальнице.
– Что случилось, Ольга Викторовна?
– Давид, я должна извиниться перед вами. Могу представить, как вам это неприятно, но придется опять вернуться в ваш номер. Начальник нашей следственной группы назначен прокурором Оренбургской области. На его место отправили другого человека. Он решил быть поближе к группе и остановится в номере двести два.