О, Мари!
Шрифт:
– Старина, эти вопросы не я решаю, поговори сам с прокурором.
– Послушай, если он откажет – а скорее всего, он откажет, потому что никаких серьезных аргументов у меня нет, – ты сам понимаешь, чем все закончится. Я все равно уеду, и мне это выйдет боком. Прошу, друг, помоги.
– Подожди-подожди, а зачем тебе сейчас срываться в такую даль? Может, подождешь немного, выяснишь что к чему?
– Знаешь, Игорь, я чувствую, что должен ехать. На душе тревожно. Пожалуйста, скажи прокурору, что мне это очень-очень было нужно.
Через двадцать минут мы с ребятами уже мчались в Курган, от которого наш поселок находился в семистах километрах. Поздней ночью сел в первый же поезд до Челябинска. Утром первым
Я сразу все понял. Ничего и никого не замечая, взбежал на четвертый этаж. Навстречу вышел брат, мы обнялись и стояли так несколько минут. Рыдания душили нас. Потом я пошел искать маму. Она, постаревшая лет на десять, с опухшим от слез лицом, сидела посреди гостиной в окружении родственниц, на голове черная прозрачная вуаль. Жестом пригласила меня присесть рядом. Я обнял ее. Увидев меня, женщины так громко расплакались, что у меня перехватило горло. Младшая тетя Тереза, любимица отца и всей нашей семьи, в двадцать три года потерявшая на войне мужа – артиллерийского офицера, – упала в обморок. Мама безмолвно, с окаменевшим лицом, продолжала смотреть в пол.
– Потеряли мы, сынок, нашего папу, – очень тихо произнесла она через несколько минут. – Скончался вчера от обширного инфаркта. Я была рядом. Мы с ним о многом говорили, в основном о тебе, о Мари, о ребенке, все гадали, что с вами будет дальше. Папа утверждал, что выйдет из больницы, поговорит с Мари и убедит ее в том, что ваша разлука бесполезна и бесперспективна. А через секунду закрыл глаза навечно. Но как ты узнал, что он умер? Так быстро приехал… Мы очень переживали, что ты на похороны отца не успеешь.
– Не знаю, мам. Сердце подсказало. Я уже два дня в дороге.
– А почему в военной форме?
– Чтобы без проблем достать билеты, а то по всем направлениям они уже месяц назад проданы. Мама… не могу поверить, что отца нет!
– Его сейчас привезут из больничного морга… тогда поверишь, – вздохнула мама.
Похоронили отца на городском кладбище рядом с его матерью, бабушкой Сатеник. Там же, на горстке земли, привезенной из братской могилы, стоял обелиск в честь моего дяди, погибшего в девятнадцать лет под Веной. Вот и ушел из жизни, не успев постареть, мой мудрый, добрый папа. Ему выпала доля родиться прямо перед Первой мировой войной на этом бесконечно несчастном клочке земли, бывшем когда-то частью великого государства Армения, и пережить все безумства большевистского кошмара, но сохранить самое ценное – жизнь, человечность и доброту. Он женился на дочери репрессированного «врага народа», что в те годы являлось практически гражданским подвигом, создал семью и продолжил свой род. Поставил на ноги шестерых племянников – моих двоюродных сестер и братьев, отцы которых погибли на войне. Казалось бы, ничего особенного! Но именно он, добрый и отзывчивый, сеющий разум и доброту, проповедующий идею о бесценности человеческой жизни и вредности любых крайних идеологий, стал для меня образцом настоящего человека. Я часто вспоминал его слова: «Сын, не пытайся объяснить действия человека его национальностью или религией. Все люди мира делятся на две категории: добрые и порядочные, составляющие большинство, и недобрые и непорядочные. И поверь мне, последних гораздо меньше».
Как мне будет тебя не хватать, папа! Сколько новых обязанностей появляется у меня после твоего ухода! Как оставить маму одну? Я и сам чувствовал себя ошарашенным и беззащитным.
Бросил последнюю горстку земли на гроб отца и уже как старший начал пожимать руки пришедшим на похороны знакомым и незнакомым людям. Как много, оказывается, у папы друзей и почитателей! И как много друзей у моего брата! Уже выросло и
Поздним вечером, когда за столом осталось человек двадцать самых близких родственников и друзей, ко мне подошла кузина Рина.
– Давид, там незнакомый русский генерал и девушка. Спрашивают тебя.
– Чего же ты ждешь, пригласи их!
Каково же было мое удивление, когда я, выйдя в коридор, увидел стоящих там Петра Юрьевича Орловского в генеральской форме и Фаину.
– Как вы узнали? Не ожидал увидеть вас здесь.
– Видишь ли, – начал генерал Орловский, – несколько дней назад Ольга хотела сообщить тебе радостную новость: образованная по моей просьбе служебная комиссия еще раз вернулась к вопросу о вашей драке и пересмотрела решение о твоем отчислении. Было очевидно, что в отличие от других ты единственный не был пьян и явно поневоле оказался втянут в драку. Поэтому она тут же позвонила в совхозную администрацию, а там сказали, что у вас дома, видимо, произошло какое-то несчастье и ты несколько часов назад уехал. Тогда мы связались с твоими родными, они и рассказали о случившемся. Мы с Ольгой решили, что обязательно должны лично принести тебе соболезнования в этом великом горе. Ольга дала знать Фаине, она попросила разрешения присоединиться ко мне, и вот мы здесь. Только ты извини, завтра у меня сложный день, через несколько часов я ночным рейсом улечу обратно в Москву.
– Я остаюсь, – сообщила Фаина.
– Хорошо. Рина, возьми на себя заботу о Фаине, пожалуйста. Она пока поживет у вас. Потом определимся.
Глубоко за полночь, когда все родственники и друзья разошлись, мы с мамой и братом остались одни.
– Мам, тебе надо поспать.
Зазвонил телефон.
– Подойди, Давид, это междугородный. Мари уже несколько раз звонила. Наверняка она.
Оказалось, звонил Игорь Барабашев из Кокчетава, еще раз принес соболезнования от имени военной прокуратуры.
Мама сидела молча, затем со вздохом поднялась на ноги:
– Не могу я, ребята, спать в этой комнате. Лучше перейду в кабинет. Мне все кажется, что папа рядом. Каждые полчаса встаю, чтобы его укрыть.
Мы знали, что в последние годы папа плохо спал. Из-за диабета он часто потел, и мама несколько раз за ночь меняла ему белье.
Снова зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос Мари:
– Давид, это я.
– Я понял.
– Как я переживаю, что меня нет рядом с тобой! Я так любила твоего отца…
– Спасибо.
– Мама и все наши родственники выражают тебе и всем вам искренние соболезнования.
– Спасибо.
– Не знаю, что и сказать…
– Я тоже не знаю.
– Завтра позвоню.
– Хорошо.
Я повесил трубку.
– Давид, кто эта девушка, что приехала с генералом? – поинтересовалась мама. – Дочь твоего начальника?
– Нет, мам, подруга.
– Красивая, на итальянку похожа, – заявил брат. – Но, конечно, до Мари ей далеко!
– Не твое дело, боксер.
– Дав, ты третий год мотаешься по стране, совсем от семьи отвык. Я уже взрослый человек, меня вся республика знает, да и не только республика! А ты продолжаешь относиться ко мне как к студенту.