О, Мари!
Шрифт:
– А ты в оппозиции?
– Внутренне да. Внешне я не могу это демонстрировать. Меня накажут.
– Нехорошо, Давид. Так и до шпионажа недалеко… Что ты ржешь-то? Ну что я смешного сказал?!
– Ребята, – повернулся я к своим помощникам, молча и настороженно слушавшим наш разговор, – что тут делать шпиону? Что выведывать? Как мы живем? Какие коровники строим? Пойми, Тимофей, мозги даны человеку для того, чтобы мыслить. Я из семьи интеллигентов. Еще мой прадед был военным, дед – учителем, папа – журналист. Я и сам хочу быть интеллигентным человеком, поэтому мыслю иначе, чем большинство. Я не могу просто верить, меня нужно убедить. Если меня не убедили; если та идеология, которую мне навязывают, оказывается негуманной, тогда внутренне, мысленно я сопротивляюсь.
– Ну иди, учи свой народ!
– Зря ты обиделся, Тимофей Петрович. И ты, и Дмитрий, и Тихон, и эта круглолицая добродушная молодуха официантка, и вторая, вон та, задастая, – тоже мой народ. Я всех вас люблю за ваши человеческие качества, а не потому, что кто-то из вас русский, калмык или казах. Для меня все люди равны.
– Прав товарищ капитан, – вступил в разговор Дмитрий. – Я с ним согласен. Не потому, что он мой начальник, а потому что внутренне чувствую: он правду говорит.
– Нет, Давид. Хороший ты парень, но не наш человек. Не пьешь, баб не трясешь. Парни говорят, каждый день намываешься, как баба сам понимаешь перед чем. Все время что-то пишешь, приемник слушаешь до утра. Ей-богу, шпион!
– Дорогой Тимофей Петрович, еще раз повторю: я интеллигент. Бабы должны быть моего культурного уровня, и я должен испытывать к ним какие-то чувства, духовную тягу. Моюсь, потому что так приучен – это часть моего быта. А чистота дает мне внутреннюю удовлетворенность, положительный заряд. Приемник слушаю, чтобы знать, где и что происходит, и к тому же мозги требуют работы так же, как и мышцы. А не пью, потому что не имею генетической тяги, да и опять же – так приучен. Это тоже часть моей культуры. Но в другом я с тобой согласен: интеллигент внутренне более сложное существо. Его истинная сущность глубже спрятана, мотивацию его действий нелегко угадать. Вот ты, Тимофей Петрович, труженик, созидатель, ты творишь самую основу жизни. И потому ты более естественен, более целостен, чем я. В тебе нет раздвоенности, внутреннего противоречия, во всяком случае, оно не так ярко выражено, как у меня. Ладно, не всё сразу. Постепенно. Я что еще хотел сказать: уже несколько раз ты меня и моих помощников угощал шашлыком и хорошей закуской. Среди вас я получаю самую большую зарплату. Не обижайся, но я хочу внести свою долю. Деньги у меня есть, семьи, как видишь, нет, родные не нуждаются. Пожалуйста, скажи своему бухгалтеру, пусть выпишет счет, сколько мне заплатить в кассу. Кто знает, сколько я еще здесь пробуду? Не хочу быть нахлебником. А ребят я угощаю. Им деньги больше нужны.
– Нет, Давид, не по-русски это, не по-человечески. Ты у меня в гостях, мне и платить за все.
– Согласен. Один раз можно. Ну, два. Но ты же не обязан нас кормить все время! Дальше или я должен сам тебя пригласить, или платить свою долю. Европейцы бы так и поступили. Правда, у меня на родине это тоже не принято, но мы должны научиться жить именно по-европейски.
– Да пусть себе живут, как хотят! А мы будем жить, как мы хотим.
– Тимофей Петрович… не хочу показаться неблагодарным, но ответь на один вопрос: откуда у тебя зеленый танк?
Я рассказал ему этот анекдот, и вся компания от души расхохоталась.
– Не беспокойся. Я имею возможность списать некий процент скота как естественную убыль. Ну там, от болезней подохли, молнией убило, волки съели. Составляем акты с ветеринаром, и всё.
– Как я понимаю, волки – это мы с ребятами? Ну да, ты – руководитель большого хозяйства, можешь проявить гостеприимство, организовать угощение, баню. Но ведь порядок начинается с нас. Вот скажи: если бы это был твой личный скот, ты бы так поступил? Честно?
– Ну… вряд ли.
– А теперь представь это в масштабах всего нашего огромного государства. Как много волков! И как бы мы были богаты, если бы не они! Так значит, социализм капут? Хенде хох перед капитализмом? Понимаешь меня?
Такие разговоры давали мне большую пищу для размышлений, помогали составить правильное представление
Бедная Фаина! Всю ту литературу, которую ты распространяешь, читает лишь узкий круг интеллигентов. Расшевелить этот народ невозможно. Все реформы в России затевала верховная власть – начиная с Петра I и заканчивая большевиками, – и никогда народ, к тому же реформы эти были направлены не на благо человека, а на усиление государственной машины, укрепление ударной мощи государства для новой экспансии. Непонимание того, что отсталость и неразвитость отдельно взятого индивидуума не даст в полную силу развиваться государству в целом, привело в итоге к тяжелейшим последствиям: позорное поражение в Крымской и русско-японской войнах, огромные людские потери в Первой мировой войне, коллапс страны, гражданская война, голодомор, пиррова победа во Второй мировой войне за счет бездарно потерянных миллионов человеческих жизней и, наконец, деградация народа и власти.
Так прошли январь, февраль и март. Снег начал таять, и окружающие поселок бескрайние степи открылись во всей своей красе. По относительно сухой дороге, известной водителям и местным старожилам, уже можно было доехать до областного центра.
Регулярно созванивался с друзьями и близкими. От Фаины я узнал, что отъезд ее родителей и Марка намечен на конец апреля. Проблемы с отъездом Нины, возникшие из-за того, что ее отец, член Медицинской академии, мог иметь доступ к какой-то секретной информации, пока не решились. Опять больное воображение чекистов! Совсем как в истории с Патриком, дядей Мари. Эти люди живут в воображаемом мире, где все – включая, наверное, и инопланетян – злобные враги, мечтающие навредить нашей светлой и гуманной стране. Впрочем, я понимал, что огромному аппарату КГБ и других спецслужб необходимо оправдывать свое щедрое содержание, а для этого нужно убедить маразматическое руководство страны в существовании этих мифических опасностей.
Ольга сообщила, что они с Петром Юрьевичем собираются вскоре узаконить свои отношения и она переедет к нему вместе с сыном. Вдобавок Орловский недавно был назначен начальником кафедры правовых дисциплин Военной академии имени Фрунзе и представлен к генеральскому званию.
Что ж, все как будто развивается нормально – кроме отношений с Мари. Я не мог смириться с мыслью, что никаких разумных вариантов воссоединения с ней уже не осталось. Через Терезу она передавала приветы мне и родителям, отправляла фотографии ребенка, но о себе практически ничего не сообщала. В глубине души я чувствовал, что наши жизненные пути, по-видимому, окончательно разошлись.
– Товарищ капитан, – заглянул ко мне в кабинет бригадир механизаторов и секретарь парторганизации совхоза Павел Николаевич Куркин, солидный спокойный мужчина лет пятидесяти, – из райцентра должен был приехать лектор с рассказом о современном международном положении и агрессивных планах НАТО. Объявления вывешены, все готово, но тут выясняется, что мужик ушел в запой. Тимофей Петрович мне говорил, что ты знатно подготовлен, на любую тему можешь лекцию прочитать. А тем более ты временно прикреплен к нашей парторганизации. Возьмись, а? Сделай доброе дело для коллектива!
Отказывать было неудобно, и я согласился. В назначенный день тесный и неказистый зал с низким потолком и маленькими окошками, вмещающий человек шестьдесят или семьдесят, заполнили совхозные рабочие, доярки, механизаторы, учителя поселковой школы. Зрелище было не слишком радостное: все в темных ватниках, валенках, шапках, женщины в теплых платках, молодые и старые, одетые одинаково, кто во что горазд – лишь бы было тепло. И этот бедный народ, живущий в нечеловеческих климатических и социальных условиях, собирается повести за собой весь мир, показать человечеству, как правильно жить! Первый ряд, в соответствии с негласным табелем о рангах, заняли мои помощники, ветеринар, директор и учителя школы, в середине восседал Тимофей Петрович. Павел Николаевич с ошибками объявил тему лекции, мои имя и фамилию.