О моем перерождении в сына крестьянского 2
Шрифт:
— Почему?
— Слишком ценный трофей. Разделку надо вести быстро, пока не набежало всякое и пока мана ещё держится в теле, — а у вас опыта нет. Да и в методах наших вы пока ничего не понимаете, так что…
— Вейлиф, ёмкость! — бросила Лейта.
— Вот.
В качестве сосуда под кровь я предоставил в меру эластичный, прозрачный «пластиковый» мешок, куда целительница, опять же с помощью отдельно выращенного щупальца, перенаправила пульсирующую тугую струю яркой артериальной крови. Надо полагать, напор она обеспечивала простейшим способом, контролируя биение сердца монстра, а не только собственными усилиями.
— Поднимай, — последовала очередная команда.
— Уже, — задние ноги телка оторвались от земли, довольно резво воспаряя в зенит. Такелажную конструкцию для этого действа я начал создавать ещё до того, как Лейта засунула щупальца в рану, да и Падение Пером на тушу наложил заблаговременно — но что раму, что подъёмник, что крепёж делать видимыми счёл излишним, отчего происходящее смотрелось слегка сюрреалистично. — Когда резать?
— Я скажу. Осталось не так уж много…
И то верно: крови в сосуде успело накопиться, как в хорошей такой бочке — хотя на кровавую ванну в стиле графини Батори всё-таки не хватило бы.
— Всё, — в начале третьей минуты констатировала Лейта. — Начинаем, верх твой.
— Это уж как всегда.
— Меньше трёпа, больше работы.
— Слушаюсь, о грозная госпожа.
— Ого! — не сдержалась Шелари, глядя на происходящее.
— Вы бы тоже поменьше огокали, а побольше по сторонам смотрели, — ворчливо, хотя и без особого напора заметила целительница.
— Пусть смотрят, — возразил я, — им потом ещё самостоятельную разделку осваивать.
— Конечно. Извини, я забыла про твоего разведчика.
— Какого ещё разведчика? — натура Ершицы, колюче-любопытная, немедля полезла наружу.
— Моего, — сосредоточенность на деле болтовне не способствует. — Тайного.
— И где он?
— Прилетел с нами пятым номером, — для разрезания и сдирания шкуры, особенно её броневых, ороговевших частей, мне приходилось прилагать всю наличную физическую силу. Потому что раз уж надо действовать быстро, то и пользоваться при разделке надо всеми ресурсами, не одной только магией. — И… предвосхищая вопросы: мой разведчик очень, очень хорошо прячется. Вы с Гарихом его не видите… а он, как тот суслик, есть.
— Какой ещё суслик?
— Незаметный.
— Ты меня за дуру держишь?
— Нет, за… недостаточно внимательную. Кстати, это вас обоих касается… и невнимательность вашу мы с Лейтой… будем исправлять.
— Ой, боюсь, боюсь.
— Бойся, — я хмыкнул. — Потому что… учить буду жёстче, чем ты привыкла. Конец детству, Ершица. Конец детству.
Гарих, непризнанный правнук Торелра Три Щита
Если бы кто-то спросил, есть ли у него девиз, он бы только хмыкнул. Вот ещё: тратить слова на всяких там! Но нечто вроде девиза у него всё же имелось. Даже два девиза, если поразмыслить.
Первый: «Молчи — за умного сойдёшь».
Второй: «По ступеням восходят в одиночку».
И если в результате недавних… гм, гм… пертурбаций в точности второго девиза впору усомниться (либо, скорее, ввести в него некоторые поправки), то отбрасывать первый девиз Гарих не собирался. Очень уж полезен в жизни сироты наполовину привычный образ хмурого, не слишком умного громилы.
Только вот всякий,
Что ж, вложения оправдались. Определённо. Сравнивать себя с родовитыми гениями Гариху в голову бы не пришло, вне боя он рассуждал неторопливо до въедливости — но зато с выводами обычно не промахивался. Да и в части тактического мышления мало кому уступал… из ровесников.
Со ступенями тоже всё шло неплохо. Да какое там неплохо — хорошо шло! Принятие судьбы в девять с половиной, выход на тропу — в двенадцать с половиной, достижение развилки с эволюцией класса до Щитоносца Двойственности — в семнадцать. Сейчас ему двадцать три, всего лишь, но тридцать шестая ступень уже покорена и до новой осталось всего ничего.
Живи да радуйся, перспективы блистательны, что не так?
Увы, но многое. И первым в списке этого многого стоит, конечно, родня.
То, что по ступеням восходят в одиночку — правило старое и верное. Но одно дело подниматься по ним, когда в спину, подталкивая к новым вершинам, упирается ласковая родительская длань… и совсем, совсем другое — когда эта же длань норовит уцепиться за лодыжку, а то и откровенно подбивает ногу на полушаге. До последнего, к счастью, дело всё-таки не дошло: Торелр не настолько потерял голову в своей запоздалой мести непокорному сыну, чтобы даже и непризнанному внуку его препятствовать всерьёз.
Но…
…но даже так в своих усилиях прославленный Три Щита оказался достаточно упорен, мелочен и сверх того, если спросить Гариха, попросту подл, чтобы помянутый непризнанный правнук опасался покинуть Мелир. И опасался отбросить давно надоевшую маску преданного поклонника своего предка, якобы рвущего жилы ради его признания.
Ну, поначалу-то действительно и поклонялся, и рвал, только близкое знакомство стало этаким ледяным плевком, стирающим робкую наивную улыбку с лица.
Сразу и навсегда.
— Это ты, значит, будешь ублюдок от выплодка шлюхи поганца Вельстина? До чего сорняки живучи… что ж, запомни накрепко: присосаться к моей семье я тебе, клещу жадному, не дам. Скажи спасибо за милость великую, что не давлю, как иного паразита. А теперь пшёл вон, насекомое.
Да, плевок вышел смачный. Болезненный.
В Мелире его ситуацию, по крайней мере, знают точно так же, как и отношение Торелра. А вот в другом отделении гильдии, вдали от сотен внимательных глаз и чутких ушей… как знать, что там может случиться? Да и сможет ли вообще добраться до другого отделения мозолящий глаза родственник? Само собой, если непризнанный правнук покинет Мелир, Три Щита может и вздохнуть с облегчением: как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Но что, если он предпочтёт иные средства избавления от «дурного семени», более радикальные? Конечно, это почти безумие; конечно, нормальный человек так поступать не станет… но вот именно нормальностью в действиях Торелра и не пахло.