О носах и замка?х

Торин Владимир

— Сэр… — осторожно начала старшая клерк-мадам. — Быть может, сперва стоит все как следует обдумать?

— Нет же! Что здесь обдумывать? Мне нужно поскорее убедиться! Я должен проверить!

— Сэр… — Мисс Кэрриди поставила бокал на письменный стол и взяла мистера Портера за руку.

— Мисс Кэрриди, вы…

В дверь снова раздался стук, и старшая клерк-мадам смущенно забрала руку.

— Сэр! — позвал дворецкий. — Вы позволите?

— Что там еще такое?

Бастерс вошел.

— Сэр, прибыли крысоловы. Они начинают травлю, и повсюду будет яд. Они настоятельно советуют вам какое-то время не покидать кабинет.

— Вот еще! У меня есть срочное

дело!

— Сэр, этот яд может заставить ваши глаза вытечь из глазниц, а еще от него выпадают… гм… волосы, — он многозначительно глянул на шикарную хозяйскую шевелюру. — Травля продлится не более часа…

— Мистер Портер, — сказала мисс Кэрриди, — прошу вас, давайте переждем травлю. Машина и ключи уже у вас. Они никуда не денутся. Это всего лишь час.

Мистер Портер был все еще полон решимости, и помощница добавила:

— Нужно подойти к этому делу рассудительно. Вы ведь не хотите допустить какую-нибудь оплошность из-за нетерпения? Как бы я ни сомневалась в словах мистера Рипли, но кое с чем я все же согласна: наше нетерпение опасно.

Мистер Портер задумался. Он забылся и слишком уж поддался волнению. Он напомнил себе о том, в чем именно состоит его игра, напомнил себе о своем методе: осторожность, никаких эмоций, шаг за шагом, медленно, но уверенно, никакой спешки — если шагаешь, ступая по земле твердо и размеренно, оступиться практически невозможно.

— Полагаю, вы правы: один час дело подождет, — сказал мистер Портер. — Бастерс, сообщите крысоловам, чтобы приступали. Мы обождем здесь.

Дворецкий кивнул и удалился.

Мистер Портер спрятал оба ключа в своей прическе, поднял бокал и многозначительно кивнул помощнице на другой. Та последовала его примеру. Бокалы звякнули. Мисс Кэрриди чуть отпила. Горькое, но невероятно дорогое вино заставило старшую клерк-мадам поморщиться. Мистер Портер, в свою очередь, вообще не заметил его вкуса.

— Этот день, мисс Кэрриди, — начал он. — Столько лет я шел к нему. Я никому этого не говорил, но я по-настоящему мечтал о нем. Вы знаете, я не из тех глупцов, что витают в облаках и только тем и занимаются, что представляют себе, как обстоятельства сами собой складываются для них удачным образом. Нет! Я сам делаю так, чтобы они складывались. И все же… Машина… она не покидала моих мыслей все эти годы. Я, не побоюсь этого слова, грезил о ней! И вот она у меня. Полагаю, для вас не станет открытием, если я скажу вам, что старый господин Ригсберг — очень дотошный, злобный человек — настоящий тиран. Единственная, кого он любил, это его старшая дочь, Вивьен, он слепо ей доверял, потакал всем ее капризам и не замечал ее жестоких проделок. Долгие годы он использовал именно меня, мои навыки и методы улаживания дел, чтобы прикрывать то, что Вивьен вытворяла. И вот однажды господину Ригсбергу пришлось сильно пожалеть о том, что он так разбаловал дочь. Путем интриг, манипуляций, различных ухищрений и, в частности, благодаря мне, Сессил Уортингтон Ригбсерг навсегда оказался заперт в своих люкс-апартаментах, а во главе семейства и семейного дела встала Вивьен. В то время как я стал тем, кем и являюсь сейчас, господином управляющим банка на площади Неми-Дрё. Помогая Вивьен сместить отца, я полагал, что, избавившись от старика-тирана, наконец, займу достойное меня место и прекращу ощущать себя слугой, но Вивьен оказалась намного хуже. Если у старика имелись хоть какие-то принципы и существовали вещи, которых он никогда бы не совершил, то от его любимицы Вив можно было ожидать чего угодно. По сути, мисс Кэрриди, я просто сменил одного тирана на другого,

еще более худшего. Это были годы пресмыкания, годы лебезения, годы вежливых улыбок. И только непреложная уверенность, что однажды я вылезу из-под каблука, который стоит на моей шее, и сломаю саму эту ногу, не давали мне смириться с тем, что моя роль — тень в лакейской ливрее. И вот, наконец, я могу снять с себя ошейник Ригсбергов. Дни, когда Корнелиус Ф. Портер был их собачонкой на побегушках, прошли. Они мне больше не нужны: ни старик, ни безумная Вивьен. Я запущу Машину, куплю сырьё для нее, найму парочку кондитеров — достаточно талантливых, чтобы обуздать Машину, и достаточно трусливых, чтобы они выполняли все, что им будет велено! И Ригсберги останутся в прошлом…

Мистер Портер замолчал. Это была самая искренняя, самая страстная речь, которую слышала от него мисс Кэрриди. Она и не подразумевала, что он способен на такое — ей казалось, у него просто недостаточно… чувств для подобного. Она видела новое в нем: искорки в глазах разгорелись неудержимостью, решительностью и волей, которую не сломить, которая произрастала наружу, наподобие дерева, рушащего стены.

Мисс Кэрриди передалось его волнение, она почувствовала, как дрожь охватила ее пальцы.

— Я полагаю, вам не терпится попробовать первую произведенную Машиной шоколадку? — восторженно спросила она. — Воплощенное счастье, просто не верится!

Мистер Портер поморщился.

— Ненавижу шоколад, — сказал он. — Просто терпеть его не могу: липкий, пачкающий, неаккуратный и… такой приторный. А счастье… счастье отупляет, делает человека слабым, хрупким и неосторожным. Нет уж…

— Вы к нему слишком предвзяты, сэр.

— К кому?

— К счастью…

Мисс Кэрриди поставила бокал на стол, сняла свои очки в тонкой оправе и поглядела на мистера Портера. Она приблизилась к нему, и он замер.

Мистер Портер вдруг ощутил, как где-то в глубине души заскрипело и заворочалось некое странное ощущение. Эта женщина таила в себе угрозу… Почти всю жизнь мистер Портер всеми силами оберегал свою приватность, не позволяя кому бы то ни было подобраться слишком близко. Он боялся, что если подпустит кого-то, то его сразу же раскусят, а раскусив выбросят с омерзением, как прекрасное с виду яблоко, внутри которого завелся червь. И вот мисс Кэрриди подобралась так близко к нему, настоящему, к тому, кого он прятал изо всех сил — подобралась не буквально… хотя и буквально тоже.

— Мистер Портер… Корнелиус…

Без очков мисс Кэрриди выглядела совсем по-другому. Эти очки, словно маска, закрывали ее прежде словно какой-то накидкой, но сейчас она предстала перед ним такой, какая она есть — она выглядела моложе, живее… порочнее. Ее глаза, освобожденные от стекольной тюрьмы, казалось, стали еще больше. Каминный свет отражался в них, он мягко ложился на ее кожу.

— Мисс Кэрриди… вы…

— Я ни секунды не сомневалась в вас, сэр, — едва слышно проговорила она, но он не слышал — он мог лишь глядеть на ее губы. — Я всегда знала, что вы получите то, что хотите. Это был лишь вопрос времени.

Старшая клерк-мадам банка приблизилась почти вплотную. Он увидел ее огромные ресницы, увидел, как блестят ее глаза. Он начал в них тонуть. Время будто замерло, а огонь в камине опал — казалось, эта женщина каким-то невероятным образом забрала себе весь его жар.

— Мисс Кэрриди, что вы… что вы делаете?

Ее рука коснулась его руки. И он ощутил, как тот самый жар начинает расходиться по всему его телу от этого прикосновения. Он почувствовал духи мисс Кэрриди: тонкий, как игла, аромат, едва уловимый…