О носах и замка?х

Торин Владимир

— И сам вижу, — прорычал толстый констебль. — А им здесь что понадобилось?

— Крысоловы… — удивленно прошептал Хоппер. — Ловят крыс?

— Да уж. Видимо, Фиш хочет обезопасить денежки, чтобы их не сожрали эти хвостатые твари. Ты ведь помнишь тот случай в Фли?

— С ростовщиком Злоббином? Так то ведь враки все. Чтобы Злоббин позволил крысам схарчить его денежки? Нет уж, он первее схарчит всех крыс.

— Но Фиш — не Злоббин.

— Гм. Весомо.

Крысоловам открыл дверь какой-то престарелый франт, вырядившийся, судя по всему, не иначе как на

бал. Констебли не были осведомлены о существовании дворецких.

Вскоре члены Братства скрылись в доме, и сад вновь погрузился в сон. Но до тех лишь пор, пока из кухонного окна не стали раздаваться крики. Судя по всему, ревел кашалот, в которого выстрелили гарпуном. Ну, или просто разъяренная кухарка.

— …никуда я не пойду, ишь чего выдумали! Мистер Бастерс, у меня тут ужин! А у хозяина гостья! Они праздновать изволили! Думаете ужин сам себя приготовит, пока я буду в комнате отсиживаться?! Нет уж! И не надо мне тыкать вашими «Самоготовящимися горячительными шкафами Тоффлер»! Мы не в Старом центре, а в Сонн! И никогда такой шкаф не заменит ужин, приготовленный этими вот руками! Вам меня не переубедить!

Но учитывая, что вскоре крики стихли, а кухарка, со злостью захлопнув окно кухни, куда-то исчезла, очевидно, ее все же переубедили. После этого в саду, да и во всем доме, кажется, вообще ничего не происходило.

— Так ты видишь мальчишку? — повторил Хоппер.

Бэнкс не ответил. Бросив последний взгляд на окна, он, к ужасу напарника, стал выбираться из укрытия.

— Ты куда? — потянул его за рукав Хоппер. — Мы же должны ждать знак!

— Ты с ума, что ли, сошел? — презрительно глянул на него Бэнкс. — Неужели ты полагал, что мы пойдем на поводу у этого маленького прохвоста? Или ты думаешь, что он все выполнит как было условлено и, правда, впустит нас?

— Ну… я… э…

— Нет уж, не такие мы наивные. К тому же у нас есть своя голова на плечах.

— Свои головы, — уточнил Хоппер, но толстяк не обратил на его слова никакого внимания.

— Мы сами проникнем в дом, — сказал он. — И никакой мальчишка нам не нужен.

— И как ты предлагаешь это сделать? Мы в дымоход не пролезем. Да и вообще Лиззи, знаешь ли, не одобряет дымоходы — она говорит, что для лазанья по ним город изобрел трубочистов.

Бэнкс поморщился, как он делал всякий раз, как слышал очередную житейскую мудрость от младшей сестры напарника, и сказал:

— Ты спрашиваешь, как мы попадем внутрь? А как крысы проникают в дома?

Громила-констебль нахмурился.

— Что?

Бэнкс кивнул на проглядывающий меж прутьев садовой решетки фургон крысоловов, после чего кивнул на собственные башмаки.

— Только не это! — возмущенно проговорил Хоппер, уяснив, что именно имеет в виду его напарник, но тот не собирался спорить.

Согнувшись в три погибели, Бэнкс выбрался из кустов и двинулся к ограде. Скрипнувшему зубами Хопперу ничего не оставалось, как последовать за напарником. Вжав головы в плечи и пригнувшись, что не особо уменьшило констеблей или сделало их чуть менее подозрительно выглядящими, они преодолели дорожку и вроде как

незамеченными покинули сад через боковую калитку.

Оказавшись в переулке, Бэнкс распрямился и отряхнул одежду от листьев и веток. Затем, что-то высматривая на тротуаре, он прошел несколько футов вдоль ограды, пока наконец не отыскал то, что искал. Констебль склонился над чугунным канализационным люком, на котором была выгравирована вязь из дубовых листьев.

— Открывай! — велел он, озираясь по сторонам, не глядит ли кто. Но аллея была пустой. По ней гулял лишь ветер, вздымая листья.

Хоппер нехотя просунул пальцы в паз и подцепил край крышки. Надув щеки от натуги, он приподнял ее и с лязгом оттянул в сторону. Открывшееся отверстие зияло чернотой и дохнуло на констеблей трухой и прелью.

Толстяк Бэнкс примерился, пролезет ли его брюхо, после чего кивнул Хопперу — мол, лезь первым.

Констебли спустились по скользким скобам. Бэнкс не забыл закрыть за собой крышку.

Оказавшись внизу, Хоппер ту же встал во что-то склизкое и тягучее.

— Темно, как у блохи в брюхе! — прошептал он, но его шепот отразился эхом и пополз куда-то вдаль, искажаясь и трансформируясь. — Ничего не разглядеть!

Бэнкс чиркнул спичкой и зажег небольшой керосиновый фонарь.

— Полицию врасплох так просто не застанешь, — самодовольно сказал он.

Хоппер поморщился, но не от слов напарника, а от созерцания места, в котором они оказались. Выложенный кирпичом тоннель уходил во тьму, низкие арочные своды нависали над головой, а по центру проходил желоб канала, по которому протекали дождевые воды.

Вонь, стоящая здесь, крайне не подходила для почтенного района Сонн — для его чистых тротуаров и чинных коттеджей, для его вежливых жителей и аккуратненьких скверов. Сладковатая гниль пробиралась в ноздри — она была словно некая постыдная тайна, которую скрывают ото всех, словно умалишенная дочь, которую прячут от гостей в чулане.

Хоппер частенько любил прихвастнуть, что не чувствует запахов — особенно отвратных, но сейчас эта вонь победила его «репутацию» — она забралась не только в нос, но будто бы даже наполнила его рот. Он попытался не глотать — не хотел, чтобы она проникла глубже…

Констебли двинулись по тоннелю — Бэнкс с фонарем шел первым, Хоппер замыкал.

Их шаги эхом отражались от стен и арочных сводов, а следом ползли тени, которые выглядели как-то уж слишком подозрительно — если честно, они мало напоминали своих хозяев.

Громила-констебль с сомнением оглядывал ржавые позеленевшие трубы, тянущиеся вдоль стен, зеленоватую слизь, стекающую по кирпичной кладке и чернеющие в выбоинах под ногами лужи, в которых будто бы что-то плавало. Он знал, что в канализации живет множество всякой дряни — и речь даже не о крысах. Чего только стоят сточные сомы — это те еще твари. Столкнуться с такой не было никакого желания — вряд ли против здоровенного девятифутового сомищи поможет старый отцовский револьвер, который он прихватил перед тем, как отправиться за украденным миллионом. К тому же, в нем всего три патрона…