О носах и замка?х
Шрифт:
Нельзя не отметить, что открывшаяся ему сцена весьма его удивила. У помойки, облепленной сонмом уличных котов, под светом одинокого фонаря стояла парочка громил из кабаре: один из них держал за грудки вырывающегося Граймля (от каждого его дерганья раздавался треск пальто), а другой, сложив огромные ручищи на груди, преграждал Бёрджесу дорогу к беглецу. Сам же Бёрджес в этот самый момент озвучивал какой-то список требований вперемешку с угрозами. Рядом с этим громилой напарник Мо, который всегда казался громадным, выглядел как ребенок, зачем-то принявшийся
Завидев его, оба кабарешных громилы выпучили глаза и скривили лягушачьи губы. Мо даже испугался, что сейчас немедленно будет съеден прямо так, сырым и немытым, по традиции какого-то племени жутких громил, но тут выяснилось, что подобными отвратными гримасами здоровяки выражали свое почтение.
— О, господин Мо! — выдавил один низким утробным голосом.
— Шикарное выступление, господин Мо! — добавил другой идентичным голосом.
Мо прокашлялся и нахмурился.
— Вы сцапали нашего беглеца, — сказал он, кивнув на дергающегося Граймля.
— О, так это… ваш?
— Он вас как-то оскорбил? Так мы его сейчас…
Мо яростно покачал головой:
— Нет-нет! Я сам. Мы с моим… — Мо сделал паузу, пытаясь придумать наиболее оскорбительную для Бёрджеса должность, — личным карликовым прихвостнем… — он понял, что сказал полнейшую глупость и тут же исправился: — в смысле, помощником… сами с ним потолкуем. Вы не против?
— Конечно, господин Мо!
— Для вас что угодно, господин Мо!
— Бёрджес, бери его, — велел толстяк, словно перепуганный и весьма нетрезвый частный сыщик был вовсе не человеком, а каким-то конвертом.
Громила, преграждавший путь, отступил в сторону, а другой просто толкнул Граймля прямо в руки Бёрджесу, после чего они оба, кивнув Монтгомери Мо, двинулись к двери кабаре.
— Благодарю, джентльмены, — бросил им вслед Мо и схватил Граймля за свободное плечо. Вместе с напарником они потащили его вглубь Панталонного переулка.
Отойдя на достаточное расстояние от черного входа в кабаре, Мо остановился и швырнул частного сыщика в стену. Тот хрипнул и уже было сполз по ней, но толстяк подхватил его и поднял за ворот пальто.
— Что, уже не такой наглый, да? — зашипел Мо. — Убавилось развязности?
— Ну да, без своей шавки-то, — добавил его напарник.
Граймль выглядел не лучшим образом. Кажется, последние пару дней он только и занимался тем, что осушал винные бутылки.
— Я… кхе… ничего… — начал было он.
— Да-да. Ничего не знаешь, — зарычал толстяк прямо в небритое лицо сыщику-пьянице. — «Ты вообще не причем». «Ты уже все рассказал…». — Мо негодующе заскрипел зубами. — Только попробуй еще раз заикнуться о том, что ты чего-то там не знаешь. Мне из-за тебя только что пришлось пережить не самые приятные мгновения, и я тебе этого не спущу.
— Ты ведь уже понял, что ты нам все сейчас расскажешь, да? — гневно раздувая ноздри,
— А иначе мы не станем с тобой возиться, — сказал Мо. — Мы просто прирежем тебя прямо тут, возле этой помойки, и никто по тебе не всплакнет. Более того, никто даже не удивится, представляешь?
— Ну эээ… Бэнкс… — начал было Хоппер, выйдя вдруг из образа. — Тебе не кажется, что это… чересчур?
— Мы вообще-то действуем тайно, не забыл? — рявкнул толстяк, повернув голову к напарнику.
— Он знает, кто мы, — напомнил Хоппер. — Ты же не серьезно сейчас говорил?
— Конечно, серьезно.
— Но, Бэнкс…
— Заткнись, рохля. Если этот мерзавец не прекратит играть в потерю памяти, то все с ним кончено, обойдемся без колыбельной — перережем глотку и завалим мусором, пусть коты глодают его уродливое лицо. Выглядеть хуже, чем сейчас, оно всяко не будет.
Злоба и ярость, прозвучавшие в голосе напарника, испугали самого Хоппера. Прежде он не слышал от Бэнкса подобных безумных и отчасти маниакальных ноток. Холодок пробежал по его спине. Одно дело кого-то отлупить по старинке, сломать пару пальцев или даже руку, но убийство… это было чересчур.
— Я не уверен, что… — начал Хоппер, но толстяк его не слушал:
— А тебя не просили рассуждать, Хоппер! — Бэнкс повернул голову к напарнику. Казалось, он сейчас нападет на него самого. Хоппер даже сделал шаг назад — так угрожающе блеснули глаза Бэнкса. — Ты должен понять, что я пойду ради дела на что угодно. И если нужно избавиться от этой пьяни, которая только захламляет собой улицы, я сделаю это с удовольствием, и никто мне не указ. И это еще не все. Когда мы разделаемся с ним, мы отыщем его мерзкую шавку и утопим ее в канале, или засунем в бочку с керосином и подожжем, или швырнем ее в крысиные клетки. Нет, я придумал получше! Мы сбросим ее с какой-нибудь крыши — украсим грязную брусчатку кровавым пятном в виде псины.
— Нет, не нужно… — запричитал Граймль. На его глазах выступили слезы. — Только не Шушера… не трогайте Шушеру…
— Ты сам виноват, Граймль. — Констебль Бэнкс повернулся к частному сыщику. — Из-за тебя я был вынужден петь. А я просто ненавижу петь.
— Я не знаю, где Фиш! — воскликнул Граймль. — Не знаю, клянусь!
— Где деньги? Куда дели награбленное?
— Клянусь, меня не посвящали! Фиш никому не доверяет, боится, что кто-то проболтается…
— И не зря, — усмехнулся Мо. — Что ж, раз ты ничего не знаешь, то и пользы от тебя никакой…
Толстяк вытащил из-за пояса нож и приставил его к горлу частного сыщика.
— Бэээнкс… — протянул Хоппер.
— Заткнись, тряпка! Погляди, в кого она тебя превратила! В какого-то мямлю! Не хочешь помогать, не мешай.
— Стойте-стойте! Я скажу… скажу… кое-что я знаю…
— Говори!
— Я не знаю, где именно Фиш. Но я знаю, куда он делся. Он залег на дно!
— Это мы и без тебя знаем, — прорычал Бэнкс.
— Нет! Буквально! Он нанял небольшую субмарину и опустился на дно канала.