О носах и замка?х
Шрифт:
В первое мгновение Полли показалось, что гремлин в холодильном шкафу — это какая-то шутка — что он здесь делает? Во второе — она решила, что он просто сюда забрался и умер, как тот гардеробный кот, — задохнулся или замерз насмерть. Но затем она увидела следы вскрытия: аккуратный шов на узкой гремлинской груди. Вероятно, это и был тот самый пациент, о котором шла речь. Все вдруг стало еще страннее и непонятнее, хотя, казалось бы, куда уж больше.
Внезапно до Полли донесся звук шагов из коридора. Кто-то приближался! Девушка вздрогнула и поспешно закрыла холодильный шкаф. Отпрянула от него и
Почти в то же самое мгновение дверь кабинета открылась, и Полли увидела долговязую черную фигуру, застывшую на пороге. Разумеется, она тут же узнала доктора Доу. Полли вдруг почувствовала, что сейчас произойдет что-то ужасное, но то, что случилось дальше, было во много раз хуже того, что она ожидала. Доктор Доу зашел в кабинет и закрыл за собой дверь.
Тишина… Темнота…
Полли ничего не видела. Было такое ощущение, будто она засунула голову в бадью с чернилами. Холодок пробежал по ее спине, руки задрожали, а сердце дернулось. Один раз, резко, нервно. Она не знала, где этот человек находится. Она ничего не видела. Это, без сомнения, был один из худших моментов в ее жизни. Полли оказалась наедине с тенью во тьме. И пожалела об оставленном под подушкой «моските»…
Мгновения потянулись и показались вечностью. Хуже всего было то, что Полли боялась шелохнуться, боялась выдать себя. Она чувствовала себя беззащитной и совершенно беспомощной перед этим жутким человеком. Он мог быть по-прежнему где-то возле двери, а мог стоять в шаге от нее. Мог неслышно зайти ей за спину, мог замереть в каком-то дюйме. И это было хуже всего. Незнание…
И все зависло.
Все замерло.
Тишина и темнота стали невыносимыми. Может быть, прошло пару секунд, может быть, час, а может, целая вечность.
— Я знаю, что вы здесь, — раздался из темноты голос. И этот голос совершенно не походил на голос доктора Доу. Или же страх Полли исказил его до неузнаваемости. — Этого следовало ожидать. Либо воровка, либо шпионка, либо у вас просто слишком длинный нос… Не бывает таких совпадений. Человек из Льотомна… и еще один человек из Льотомна. Где Фиш?
Хуже всего было то, что Полли так и не поняла, откуда голос раздается. Ей показалось, что он звучит отовсюду.
— Я не знаю, кто такой Фиш. — Она не собиралась отвечать, но ее собственный голос, этот предатель, не спрашивал ее дозволения.
Скрипнул вентиль, чиркнула спичка, и багровый огонек переселился в газовый рожок. Доктор удлинил фитиль, и кабинет осветился. Тени, словно нехотя, медленно и вяло поползли прочь.
Доктор Доу двинулся к ней. Она отшатнулась и уперлась спиной в дверцу шкафа с таблетками. Отступать было некуда.
Доктор подошел к ней в упор.
— Что же вы здесь делали, — едва слышно произнес он, — если не пытались избавиться от улик по указке Фиша?
— Каких еще улик? О чем вы…
Доктор бросил взгляд на холодильный шкаф, и Полли вдруг поняла, что если бы этот страшный человек был склонен к мелодраматичным эффектам, сейчас его губы непременно исказились бы в ехидной усмешке: он знал, что она заглядывала в шкаф и видела покойника.
— Я действительно… действительно не знаю никакого Фиша.
— Тогда что же вы здесь искали?
— Лекарство! — выпалила Полли, не задумываясь,
— Неужели?
Доктор Доу, стоящий почти в упор к ней — так близко, что она даже не смогла бы поднять руки, не задев его, — сейчас походил на ее школьного учителя-изверга мистера Веррука. Все эти годы она старалась стереть этого монстра из памяти, и сейчас страх поселил в ней тлетворную, абсурдную, но ужасную мысль: «Это он…». Она совершенно забыла, что она взрослая и что ее школьному учителю здесь попросту неоткуда взяться. Полли могла лишь думать: «Как можно так долго не моргать?!».
Газовый рожок горел где-то за спиной доктора, и все его лицо было затемнено. При этом она видела практически каждую морщинку на нем. Будто бы вросшие в кожу веки, жесткие почти черные губы, неподвижный взгляд.
— Говорите.
— Ка… катастрофа… Я разбилась. Винты заглохли, а оболочки порвались. Мой аэро-цикл рухнул на землю. Я почти умерла.
— Почти?
— Я долго-долго лежала в больнице. Кости зажили, но все тело болит до сих пор. А ссадины и сечас почему-то не сходят. Утром и днем они меня практически не беспокоят, но к ночи мне становится больнее всего.
— Покажите мне.
— Что? Нет, я…
— Покажите мне. — Это прозвучало так зловеще, что Полли поняла — выбора у нее нет.
С чувством ужаса и стыда она сбросила с плеч свой халат, оставшись в одной ночной рубашке. Рубашка эта была без рукавов — она открывала шею и плечи, висела на изящных ключицах всего лишь на двух кружевных тесемках. Полли попыталась стыдливо прикрыться руками. И плечи, и руки, и шея девушки были во множестве покрыты фиолетовыми ссадинами и уродливыми синяками.
Доктор Доу придвинулся еще ближе к Полли и бесцеремонно взял ее тремя пальцами за подбородок, поднял ее голову.
— Что… что вы делаете? — голос девушки сорвался. Она попыталась вырвать подбородок, но он держал ее крепко.
Доктор Доу провел большим пальцем по ее скуле.
— Что это такое? — спросил он, разглядывая собственный палец, на котором остался тонкий слой… нежной кремово-розовой кожи Полли Трикк.
Полли опустила глаза, стыд перекрыл прочие чувства.
Но доктор и без того понял, что это краска — косметическое средство, пудра, белила и румяна. На самом деле все лицо Полли было покрыто ссадинами, и она пошла на ухищрение, чтобы скрыть это.
— Женщина всегда выдает себя за кого угодно, но только не за себя саму, — ровным безразличным тоном проговорил доктор Доу, отступил от Полли, взял со стола с инструментами полотняную салфетку, быстро чем-то ее промокнул и протянул девушке.
— Стирайте, — велел он.
— И не подумаю. Что вы себе…
— Стирайте. Немедленно.
Глядя на доктора с яростью, Полли вырвала из его пальцев салфетку и принялась стирать с себя маску красоты и утонченности, которую она с таким трудом сделала. Постепенно стало видно ее настоящее лицо — ужасное из-за синяков. Никаких отеков, никаких опухлостей — лишь пятна. Жуткие, зловещие пятна. Глядя на Полли, можно было подумать, что она лежала на траве, наслаждалась легким осенним ветерком и просто заснула. А потом пошел сильный град, и она не просыпалась, позволяя избивать себя, пока он не закончился.