О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки)

Туманова Анастасия

Настя молча улыбнулась сквозь слезы. Князь бережно вытер одну из капель, замершую на ее щеке. Случайно он коснулся шрама, и пальцы его вздрогнули.

– Что это, Настя?

– А ведь вы первый из господ, Сергей Александрович, задали такой вопрос, – всхлипнув, проговорила Настя. – Остальные постеснялись. Это? Моя жизнь таборная.

Илья посмотрел на Сбежнева. И не удивился, когда князь поднял на него потемневшие глаза. Илья ответил прямым злым взглядом и чуть усмехнулся. В горле что-то холодело, как шипучая вода, а сердце колотилось часто-часто, словно стараясь догнать часы на стене. Он ждал: вот-вот князь

спросит, как другие, как все, кто был сейчас здесь: «Это ты сделал?» И что отвечать? И отвечать ли вообще? Или подождать, пока Настька заспорит? Господи, и за что ему это? Ох, жаль, что князь, морды не набьешь...

Сбежнев, однако, ничего не сказал ему. Лишь спросил у Насти странным, сдавленным голосом:

– Ты... все же жила в таборе?

– И сейчас живу, Сергей Александрович, – грустно улыбнулась она. – И дети мои все в таборе родились.

– Дети? У тебя дети? – князь удивился так искренне, что стоящие вокруг цыгане негромко рассмеялись. – Бог мой, сколько же?

– Да, слава богу, много. – Настя обернулась, и, повинуясь ее взгляду, к дивану один за другим подбежали сыновья. Последним подошел Гришка, ведя за руку Дашку. Сбежнев смотрел на эту команду изумленным взглядом.

– Бог мой... Шестеро? Нет, семеро... Знаешь, старшие очень похожи на тебя.

– Да, все говорят.

– Красивая девочка… Ей ведь лет шестнадцать, верно? – Сбежнев пристально всмотрелся в неподвижное лицо Дашки. – Но что с ней?

– Я слепая, ваша милость, – ровно ответила Дашка.

– А поет как, Сергей Александрович, слышали бы вы... – торопливо сказала Настя. – Лучше, чем я в молодые годы пела, право.

– Никогда не поверю, – твердо возразил князь.

– А вы послушайте – и поверите сразу. Да вот вина не хотите ли? – Настя встала, сама разлила вино.

– Выпьем, Сергей Александрович, – просто предложила она, беря бокал. – За молодость нашу веселую выпьем. Девчонкой была – думала, навсегда она, а сейчас оглянулась – и нет ничего.

– Да ты и не изменилась почти...

– Вот и неправда ваша. Но все равно спасибо. Илья, что же ты-то?..

Пить ему совершенно не хотелось. Но еще больше не хотелось выглядеть дураком, и Илья подошел к дивану. Бокалы, соприкоснувшись гранями, дрогнули звоном. Илья выпил залпом, не почувствовав вкуса вина. Настя чуть пригубила и, поставив бокал на стол, с улыбкой смотрела, как пьет – медленно, до дна – князь Сбежнев.

– Как вы живете, Сергей Александрович? – спросила она, беря с дивана гитару и легонько касаясь струн. – Тоже ведь, поди, дети взрослые?

– Знаешь, нет. – Князь, допив мадеру, отставил бокал. – Я ведь, по чести сказать...

Он не закончил фразы, но Настя догадалась сама и всплеснула руками, уронив на колени гитару:

– Вы что же – не женились?!

– Не женился, Настя, – виновато кивнул Сбежнев. – Понимаешь, сначала было не до того... Дела, имение, управляющие-воры... Потом все не было нужных средств... А когда они появились наконец – оказалось, что время мое ушло. Я не сторонник неравных браков.

– Каких неравных?! Сергей Александрович! Да за вас бы любая, любая пошла! Не глядя побежала бы!

– Девочка моя милая... – рассмеялся князь. – Да ведь бессребрениц в Москве всегда было возмутительно мало. А с твоим отъездом не осталось вовсе.

Настя тоже засмеялась, тихо и весело.

– А помнишь,

Настя, тот вечер у Воронина? Ты пела «Соловья», и так неожиданно для нас всех появился старый граф... И тогда Марья Васильевна... Они же так любили друг друга, а вот пришлось же расстаться из-за... из-за пустяка, по сути. Предрассудки, боязнь света, граф и цыганка... Какая же это все чепуха!

– Вы не поверите, я тот вечер тоже часто вспоминала. – Настя наигрывала на струнах веселую польку, но смотрела грустно. – Кто же подумать мог, что и мы с вами вот так же сидеть будем, как старый граф и Марья Васильевна, и прежние годы вспоминать? Вы... – Она вдруг опустила гитару и взглянула прямо в лицо Сбежнева. – Вы хоть сейчас-то простили меня, Сергей Александрович?

– Мне не за что тебя прощать. Напротив, я и тогда, и сейчас дивился твоей смелости. Немногие и светские барышни сумели бы поступить так, как ты... – Князь посмотрел на Настю и вдруг улыбнулся. – А это ты сумела сохранить?

– Это? – Настя коснулась пальцами длинной нити жемчуга, свисающей до талии. – Еще бы мне было не сберечь. Ведь это единственный подарок, который мне от вас остался. Помните, я вам тогда сказала – жемчуг к слезам?

– И что – сбылось? – серьезно спросил Сбежнев.

Настя не ответила, снова улыбнулась, опустив ресницы. Илья, стоящий рядом, знал: больше ничего не скажет. Отчетливо понимая, что ни Настьке, ни князю он тут не нужен, чувствуя, что надо бы уйти или, на худой конец, встать чуть поодаль, с цыганами, он не мог этого сделать.

Так вот откуда у нее неизвестные ему бусы... Подарок сбежневский сберегла. Столько лет, чертова баба, берегла, и не потеряла, не подарила, не продала, как все остальное, как даже то, что он, Илья, покупал ей... Сохранила и нацепила сразу же – вот, мол, смотри, князюшка милый, как я тебя помню, как любила... А князюшка и рад стараться. И ежу понятно, что из-за нее, Настьки, он и не женился. И врет, что случайно мимо проезжал, наверняка рассказали друзья, тот же Толчанинов или Строганов, что Настька в Москве, вот и понесся, как за святым спасением... Тьфу. Совсем совести у господ не стало, к чужим женам лезут в открытую. Что же Сбежнев так глядит на Настьку? Неужто забыл, что законный муж здесь, рядом, и долго терпеть не станет? И плевать на Митро, и на других цыган – если этот князь еще хоть раз на его жену вот так посмотрит, он...

Настя поудобнее устроила на колене гитару.

– Что же мне спеть вам, Сергей Александрович?

– На твой выбор. Я ведь так давно тебя не слышал... Хотя, впрочем, нет. Спой, если не в тягость, «Снова слышу».

Аккомпанемент романса был трудным, Илья знал наверняка, что сама Настька его не вспомнит. И точно – через минуту она обернулась к нему, взглядом прося помощи. Всего-то и нужно было подойти и взять на гитаре с десяток аккордов, но Илья, словно не поняв безмолвной просьбы жены, медленно отошел в сторону. Стараясь не встречаться глазами с цыганами, уставился в окно, за которым в темноте сада шуршал дождь. Хмуро подумал: и чего, в самом деле, беситься? Ну, приехал князь, ну, морочит Настьке голову словами всякими... Да ведь она не дура-девчонка, на слова не купится, не побежит за ним, подол задравши. Так, посидит, молодость вспомнит – всего и дел. Илья потер кулаком лоб, вздохнул... и резко обернулся, услышав высокую ноту скрипки.