О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки)
Шрифт:
– Куда забрали? – прошептала она.
– К генерал-губернатору на кофей! – съехидничал Спирька. – Куда нашего брата забирают, не знашь, что ли? А они тебя, промежду прочим, до последнего мига ожидамши тутова! Какого черта лысого... – Он осекся, потому что Маргитка как подкошенная рухнула на табуретку, уронила голову на руки и взвыла так, что из-за стойки испуганно выскочил Кузьмич.
– Девонька, ты что ж это? Да не сокрушайся ты так за ним, чертом... Что ж ты, как по мертвому-то, хосподи?
– Да совсем и недолго они в отсутствии будут! – вторил ему Спирька, азартно брызгая
– Скоро – это когда? – давясь рыданиями, спросила Маргитка.
– Да, думаю, в осенях уж получим в лучшем виде...
– В осенях?! – Маргитка хрипло рассмеялась сквозь слезы, отбросила с лица волосы, встала. Не переставая смеяться, сдавленно выговорила:
– Нет, чяворо... Мне до осени ждать недосуг.
Шатаясь, как пьяная, она пошла к двери.
Спирька, глядя ей вслед, озадаченно пробормотал:
– Ну, дела... Ума решилась. Эй! Машка! Постой! Подожди, я хоть извозчика тебе словлю!
Маргитка, не останавливаясь, покачала головой и вышла из трактира под дождь. На столе остался лежать ее скомканный платок. Схватив его, Спирька понесся следом за цыганкой на улицу, но у трактира уже никого не было.
До Живодерки Маргитка добиралась пешком. От растерянности и горя ей даже в голову не пришло взять извозчика. Путь был неблизкий, дождь то прекращался, то припускал с новой силой, и вскоре Маргитка оказалась мокра до нитки. Впрочем, она не замечала этого – как не замечала пройденных улиц, бегущих по лицу слез, удивленных взглядов прохожих. Очутившись в Грузинах, она даже не сразу поняла, что уже вернулась домой. На Живодерке не было ни души. С трудом передвигая ноги из-за отяжелевшей, прилипшей к ним юбки, Маргитка подошла к Большому дому, взялась за кольцо калитки. И вскрикнула от неожиданности, когда на ее руку вдруг опустилась чья-то ладонь.
– Ты?.. – пробормотала она, оборачиваясь и глядя на такого же мокрого, как она, Гришку. – Тебе чего?
– Я шел за тобой. – Парень взял Маргитку за плечи, повернул к себе, сжал в ладонях ее холодную руку. – Ты промокла... Извини, я все видел.
– Что – все? – равнодушно спросила она, глядя на вздувающиеся в луже под калиткой серые пузыри.
– Ну, тебя... в трактире. Я от самой Живодерки шел за тобой, ты какая-то странная сегодня. Это из-за Паровоза, да? Ты его любила? Ты с ним уехать хотела? Ты... была с ним?
Гришка покраснел, задавая последний вопрос, но Маргитка не заметила этого.
– Да, – так же безразлично, не глядя на Гришку, сказала она. – Я с ним спала.
– Как же тебе теперь... – Гришка наморщил лоб, глубоко вздохнул и вдруг выпалил: – Слушай, едем со мной!
Маргитка вздрогнула, словно только сейчас сообразив, кто стоит перед ней. Подняв глаза, улыбнулась:
– Ехать? С тобой? Куда?
– Куда хочешь! Не подумай, мне все равно, что ты с кем-то там была. Мы с тобой к цыганам уйдем, где никто тебя не знает. Ты ко мне привыкнешь, и хорошо станем жить, правда! Я... я тебя всегда любить буду!
Маргитка молчала. Гришка напряженно ждал ответа. Она высвободила свои пальцы из его руки; приблизившись
– Ну, зачем ты на него ни капли не похож? Почему, а? Все – она, и глаза, и брови...
– Кто – она? – ничего не поняв, переспросил Гришка. – Ты слышишь меня? Поедешь? Если хочешь, прямо сейчас...
Маргитка отвернулась от него. Снова странно улыбнулась и покачала головой:
– Да нет... не поеду. На что ты мне, птенчик такой? Вон кого уговаривай... – Она махнула рукой на дом. Гришка взглянул через ее плечо и увидел стоящую на крыльце Анютку. Та зевала, встряхивала в руках плюшевую кофту, но в сторону Гришки и Маргитки косилась исправно.
– Да с ума вы, что ли, посходили?! – взвился Гришка. – И ты туда же! Даром она мне не нужна, ясно вам всем?
– А ты мне даром не нужен. – Маргитка обошла парня, открыла калитку. Гришка все-таки догнал девушку, взял за плечо. Маргитка остановилась. Мягко сняла Гришкину руку, слегка сжала ее. Устало сказала:
– Не мучайся. Ничего не выйдет. Я такую гадость ему устроить не могу.
– Да кому – ему?! – завопил Гришка, но Маргитка уже шла, не оглядываясь и не обходя луж, к крыльцу. Мимо Анютки она прошагала, словно не заметив ее, потянула на себя дверь и исчезла в темных сенях.
Ближе к вечеру, когда дождь поутих и сквозь тучи пробились красные лучи заходящего солнца, по Большому дому пронеслась радостная весть: Настиной дочери лучше. Шатающийся после бессонной ночи Яшка спустился в нижнюю залу и сообщил, что Дашка перестала «молоть ерунду», жар ее утих, и девочка спокойно заснула. Выпалив это на одном дыхании, Яшка повалился навзничь на диван, зевнул и успел напоследок выговорить заплетающимся языком:
– Илья Григорьич, тебя тетя Настя звала.
– Меня? Сейчас? – опешил Илья.
Но переспрашивал он напрасно: Яшка уже спал, уткнувшись лицом в диванную подушку. Илье оставалось только подняться и выйти. В сенях он собрался было перекреститься, но, вспомнив, сколько всего наговорил богу за эти дни, опустил руку и медленно пошел по скрипучим ступенькам наверх.
В маленькой комнате было темно. Занавешенное окно светилось тусклым квадратом, закатный свет полоской тянулся по потолку. Настя сидела возле постели спящей Дашки вполоборота к окну. Войдя, Илья тихо прикрыл за собой дверь, сел на пол у порога. Некоторое время они молчали. Илья сидел с закрытыми глазами, слушая, как шуршат за стеной мыши. Настя, глядя в окно, гладила ладонью бархат подушки у себя на коленях.
– Когда едете, Илья? – спросила она, не оборачиваясь.
– Едем?..
– В Сибирь.
– Настя... – начал было он. И осекся, остановленный ее усталым жестом.
– Я ведь знала, Илья. Чувствовала. Еще давно, летом. Только мне и в голову прийти не могло, с кем... Хотя несложно было и догадаться в тот момент, когда ты ее за Гришку брать отказывался. Слушай, я теперь даже спрашивать боюсь про совесть твою! Маргитка же родилась при тебе, она дочери твоей всего на год старше! Девочка совсем, глупая... Неужели потаскух на Москве тебе мало? А про то, что Митро тебя от смерти спасал, ты забыл? Что он родня нам?