О смелых и умелых (Избранное)
Шрифт:
– Мы тоже уважим, - пообещал Павлов-старший. А как только Филониха исчезла, сказал: - В буфете у Филона не зевать! Колбасу, ветчину дают, не дают, сами берите!
– Взять-то они могут, а вот куда им взятое класть? Карманы-то у вас худые, поди-ка!
– обеспокоилась бабушка.
– Вот в карманах-то все и дело!
– подхватил Саша.
– Буфет будет царский, а карман у меня пролетарский.
– И вывернул карман брюк.
– В старые времена бояре, собираясь на царские пиры, к своим длинным кафтанам специально карманы до
Бабушка смекнула и, пока ребята спали, пришила им новые карманы из "чертовой кожи" - очень крепкой материи черного цвета.
– Чтобы мне полные принести, иначе и домой не являйтесь, напутствовала бабушка своих внуков, провожая утром на необычную работу.
Не знала старушка, что не затем направляются ее внуки в буфет Филонова, чтобы генералов да министров обслуживать. Карманы Саши были набиты листовками. Карман Андрейки отягощал "ключ от рая".
КАК АРБУЗ НАПИЛСЯ, А САША СМЫЛСЯ...
Со всей России слетелось в Большой театр черное воронье, назвав свой слет Государственным совещанием. На это совещание и был вызван с фронта главнокомандующий Корнилов, которому решили поручить спасение отечества от "смуты". Шел слух, будто готовится особая делегация во главе с духовенством, которая падет перед ним на колени и будет умолять принять на себя всю полноту власти и усмирить революцию.
Пока что у ступеней Брянского вокзала перед генералом бухнулась на жирные колени купчиха Морозова, завопив:
– Спаситель наш! Спаси нас!
Колокольный звон навстречу - еще туда-сюда. А вот дамская истерика это для "душки" Керенского. Генерал Корнилов передернулся от злости и влез в экипаж, не повернув к купчихе головы.
Город как вымер. За наглухо закрытыми заводскими и фабричными воротами - рабочие патрули, по улицам редкие казачьи разъезды. Центр оцеплен юнкерами. Напряженные лица. Примкнутые штыки.
Два враждебных лагеря в одном городе.
Помещичьи сынки, воспитанники кадетских корпусов и военных училищ, под командой офицеров придирчиво и зло осматривали каждого плохо одетого прохожего.
– Это со мной, со мной!
– успокаивал их Лукаша, ведя за собой своих двоюродных братьев. Он был отпущен на эти дни полковником Рябцевым в помощь папаше. Лукаша был горд тем, что Саша и Андрейка попали к нему в подчинение.
Когда со служебного подъезда они вошли в Большой театр, совещание было в полном разгаре. Деятели Государственной думы, министры-капиталисты, финансовые тузы и заводчики, на все лады поносили рабочих, крестьян, солдат, грозя им жестокими карами за непокорность. Высказывалось множество пожеланий, как смирить чернь, поставить на место, согнуть в бараний рог, задушить костлявой рукой голода...
Завидев Лукашу, Филонов погрозил ему кулаком за опоздание, торопливо бросил Андрейке клеенчатый фартук и спросил:
– А где Сашка?
Андрейка оглянулся,
– Так где же Сашка? Не явился, гордец?! Пренебрег даровой пищей и заработком! Рабочая гордость не позволила! А кому тогда ящики из-под пива таскать? Бочки селедочные катать? Ну погодите!
Долго еще ругался обозленный Филонов, гремя посудой в буфете, но Андрейка его не слушал. Его даже не волновало, куда подевался Саша. Андрейка смотрел не отрываясь на яства филоновского буфета.
Чего-чего здесь только не было! Икра черная, икра красная, севрюжина, белужина, лососина, белорыбица. Колбаса, ветчина, заливная поросятина, курятина, горы бутербродов. Большинство из этих яств Андрейка не только не едал, никогда и не видывал! Даже их названий не знал. И только он собрался отведать, чем приготовились попотчевать купцы-охотнорядцы генерала Корнилова, как Филонов подсунул ему здоровущий кусок жирной селедки "залом".
Схватив натощак эту приманку, Андрейка вскоре почувствовал себя рыбой, вынутой из реки: и живот раздут, и воды все время хочется.
Знал буфетчик, чем подшибить аппетиты обслуживающего персонала. Этим же приемом Филонов умерил аппетиты юнкеров и офицеров охраны, которых тоже следовало обслуживать. Тем из охраны, кто не попался на селедочную приманку, а требовали икорки или балычка, хитрец буфетчик, изгибаясь, объяснял:
– Реклама-с... Для витрины-с... Товар будет к вечеру-с!
Лакейским чутьем он узнавал вестовых, адъютантов, секретарей, помощников именитых участников совещания и давал им на пробу что-нибудь из потаенных запасов. Эти связные понемногу засновали от него к своим хозяевам, от хозяев к буфету. Затем яства на тарелочках, прикрытые салфетками, стали подаваться куда-то за кулисы.
Разносчиком яств был Лукаша. Объевшись селедкой, Андрейка, томимый жаждой, проводил время с водой: то мыл посуду горячей, то пил холодную.
– Я Керенского видел! А я Рябушинскому сельтерской поднес! К Корнилову с бутербродами шел, да не дошел, все его адъютанты расхватали, говорил Андрейке запыхавшийся Лукаша, млея от восторга.
– Я бы до-ше-шел, - икал Андрейка, надувшийся водой.
Где там дойти! Он не мог к Лукаше повернуться, заваленный грудами грязной посуды и мучимый жаждой. Только о питье и думал.
Экая досада! Попасть в Большой театр, где собрались все главные русские буржуи, куда прикатил в сопровождении казачьего конвоя сам генерал Корнилов, иметь для него "ключ от рая", чтобы на небо взлетел... А вместо этого только мыть да пить! Пить да мыть!
Где там генерала, прибывших с ним офицеров-корниловцев и тех Андрейка не видел, а только слышал их разговоры.
– И чего рассуждать да обсуждать? Рухнули бы перед генералом на колени, как купчиха Морозова на вокзале, и дело с концом! Казните и милуйте, только от большевиков спасите...