О смелых и умелых (Избранное)

Богданов Николай Владимирович

– Больше, папаша!
– посерьезнел Лукаша.
– Михаил Константинович - это конспиративная кличка Московского комитета партии большевиков.

Филонов присвистнул:

– Не знал... Вот не знал!.. Ну ты молодец! Здорово вокруг полковника образовываешься. Если он эту партию выиграет, ты в его коляске далеко уедешь. Ну а если не того... на повороте можно спрыгнуть!

Старый лакей усмехнулся, вспомнив, как он вовремя "спрыгнул" из царского поезда.

– Жалко, допустили мы с тобой одну неловкость. Ну с разведкой оружия у михельсоновцев. Упустили такой

случай отличиться!
– сказал отец Лукаше на прощание.

В ГОСТЯХ У ДВИНЦЕВ

Как-то полковник Рябцев вдруг вызвал к себе Филонова-старшего для разговора наедине. И спросил в упор:

– Скажите, господин Филонов, как живут, что думают известные вам михельсоновцы?

Филонов потупился.

– Точно сказать не могу. Обучаются военному делу. Все больше сдружаются с солдатами. Взяли под свою опеку выпущенных из тюрьмы двинцев.

– Так вот, узнать и доложить настроение этих самых двинцев и рабочих, - сказал полковник и повернулся спиной.

Разведать настроение солдат и рабочих Филонов послал младшего сына.

– Поди, Филя, сбегай в Озерковский госпиталь, куда Андрюшка Павлов каждый день бегает солдатские байки слушать. Там эти самые двинцы отлеживаются. Бойкий народ! Такого наслушаешься... Гостинчика вот понеси им к чаю. Скажи, от папеньки, от маменьки, - он дал кулечек дешевых конфет.

Филька рад стараться. В тот же день с Андрейкой и Стешей побежал к двинцам.

Полюбили Андрейка и Стеша двинцев. Что за люди такие! Всех смертей не испугались! А сами ну самый мирный народ. Простые, веселые. Шутят, с ребятами забавляются. А Сапунов дядя Женя прямо волшебник какой-то. Его навещать в госпитале некому, родня живет далеко от Москвы, а он вдруг говорит ребятам:

– Ко мне сегодня сестрички придут.

– Дядя Женя, они же далеко живут?

– Увидеть захотят - на крыльях прилетят, - ответил тот загадочно.

– Шутите вы все!
– не верит Стеша.

– Подождите немножко, постучат в окошко, - улыбнулся Сапунов.

И верно! Через какое-то время - тук-тук-тук раздалось в окно у его койки. Смотрят ребята, а это две нарядные птички-синички клювами стучат.

– Вот и мои сестрички! Здрасте-пожалте! Как ваш брат солдат живет? Преотлично живет, семечки грызет!
– И дядя Женя Сапунов осторожно высыпает в приоткрытую форточку горсть семечек.

– Дядя Женя, как вы это сумели их приручить? Научите нас!

– Очень просто. Здесь все учение - терпение. Чтобы птичку или зверушку приручить, надо к ней в доверие войти.

Если любимцем ребят был Сапунов, то для самих двинцев самым желанным гостем был дедушка Кучков. Они собирались около него, как дети вокруг сказочника. И что он только им не рассказывал! И про хитрых попов и монахов, и про известных московских дур и дураков, и о немыслимых причудах купцов. Даже про некоторые московские дома рассказывал истории.

Мог он рассказать и про знаменитую воровку Соньку Золотую Ручку, и про разбойника Ваньку Каина. Но все свои рассказы он всегда завершал воспоминанием, как в 1905 году он дрался на московских баррикадах с царским войском.

– Победили

бы мы их, кабы у них пушек не было. Пушками-то они нас и погромили.

– И глаз тебе подбили из пушки?
– шутливо спрашивал всякий раз кто-нибудь.

– Нет. Я уже тогда на глаз этот крив был.

– Да как же ты стрелял-то с одним глазом, дедушка?

– А с одним еще способней, щуриться не надо. Стрельнешь не моргнешь, значит, не промажешь!

Шутки шутками, а не кто, как именно дедушка Кучков добился, чтобы двинцам, кроме хлебного пайка, добавляли еще к чаю по калачу или по французской булке. Это были как бы подарки рабочих-пекарей солдатам, пострадавшим за народную правду.

После тюремных голодовок двинцы отъедались, радуясь каждому сухарю, не то что булочке. Да и чайку двинцы любили попить. Так что конфеты Фильки очень пригодились. Угощались артельно. Солдаты, рабочие, мальчишки - все за один стол садились.

Филька, как и Андрейка, быстро в госпитале своим стал и, причмокивая с блюдечка чай, солдатские байки про войну слушал.

Запомнился ребятам рассказ отца Стеши Василия Боронина о том, как его расстреливал лучший друг, которого он от смерти спас - в рукопашной на себя удар германского штыка принял.

Был это ротный командир, храбрейший офицер из дворянского рода Морозовых. За спасение командира Василию Георгиевский крест дали. А выписался из госпиталя - побывку на родину. Матушка офицера в свое имение на поправку его приглашала. Как же! Наследника знатного рода спас. Побывал бы у нее солдат, да некогда: война идет. Офицер Морозов его к себе приблизил, всюду вместе: и в разведке и в бою. Как побратимы! Вдруг революция. Когда царя свергли, Василий и говорит: "Зачем нам теперь воевать, ваше благородие? Мы, солдаты, штыки в землю - и по домам!"

Офицер Морозов вспылил: "Болван! Не твое дело политика!"

И пошла между ними рознь. Василий за большевиков держит, офицер - за Корнилова. И так они разделились, что попал солдат под полевой суд, и присудили его за агитацию против войны к смерти. Чьей роты солдат, та и расстреливает. Вывели его в овраг, поставили у обрыва, нацелились в него свои товарищи. "Пли!" - скомандовал офицер Морозов. Залп раздался, а он стоит. Еще залп - опять жив. Себе не верит. "Неужели пули меня не берут?" - думает. А оказалось, это солдаты вверх палили. Позеленел офицер, но пальбу отменил. Взял под руку Василия и повел в штаб. Идут лесом. Вынимает офицер наган и говорит: "Должен я по законам чести сам теперь застрелиться или привести в исполнение приговор над тобой".

Рассердился Василий: "Стреляйте, ваше благородие, если совесть позволит. Только скорей. Не то я за себя не ручаюсь".
– "Ладно, дам тебе шанс - беги", - сказал офицер Морозов. "Мне бы надо ему в глотку вцепиться, а я сдуру побежал. Не промахнулся офицер. Мало того, когда я упал простреленный, для верности еще в меня выпалил. Да рука у него все-таки, видно, дрогнула. Живой я остался. Бросил меня Морозов в лесу, думал, я мертв, да ошибся!"

– А у тебя на него рука не дрогнет, дядя Вася?
– пристал Андрейка.