О теории прозы
Шрифт:
Поэзия, как и вся литература, это борьба понятий.
Бытует выражение, оно записывалось, хотите – запомнилось: «Новое – это то, что пришло впервые к тебе – коса или топор».
Неожиданное в неожиданном месте, при помощи работы топором или косы.
Новое ново тогда, когда оно взято непосредственно, не из литературы.
Кошки Маяковского найдены им в большом парке Кунцева и связаны со старым деревом.
На кошках Бодлера налет литературности.
Гоголь
Место это освещается впервые.
Описание пародийно, оскорбительно. Это сад человека, про которого неизвестно, мужчина это или женщина; а в глубине картина природы.
Там клен существует с лапами листьев. Листья не описываются как лапы, но неожиданное напоминание приводит к видению глубины.
Пушкин свою жизнь ощущал как бесконечную, и в то же время он знал – ощущал, – что она будет перерублена.
Это поэтическая жизнь.
Маяковский с подчеркнутой недоработанностью ставил поэта рядом с Солнцем.
Жалуется он: заела Роста.
Значит, она питается его жизнью.
Значит ли это, запишем на полях, что жизнь питается жизнью?
Но солнце, которое имело много изданий и которое для поэта всегда только встреча Солнца, за горой, у которой точное название, так вот, это солнце бездомного человека.
Враждебны лица домов и улицы.
Будет утро.
Тогда как будто станет легче.
Когда-то бездомный Олеша сидел около Кремля на скамейке; рядом жена.
Пришла ночь, она заснула.
Проснувшись, женщина спросила: «Что у тебя хорошего?»
Он ответил: «У меня весна. Хорошо».
«Что у тебя может быть хорошего?» – сказала она.
Поэт отвечает: «У меня весна».
Солнце и утро.
Поэзия создается из вещей жизненных, но сдвинутых – перестраиваются войска. Если ты участвуешь в борьбе, то строй этот для тебя не только нов, но и любезен.
У Пушкина строфа построена так, что у нее много начал, много концов. Она сжата в многосмысловом пространстве.
У Бодлера узкие мостики переходов.
Хочу сказать, что из самого порядка строф, при смысловом анализе, надо сделать сюжетное построение.
Или иначе – в самом смысле строфики создается нагруженность сюжетосложения.
Когда Блок говорит: «Улица. Фонарь. Аптека», – то краткость и как бы повторения говорят не столько о системе, сколько о замкнутости жизни.
Когда Пушкин пишет: «Таков ли был я, расцветая? Скажи, фонтан Бахчисарая!», – то это сюжетное построение.
Нельзя анализ стихосложения определять положением ударений.
Существует смысловое движение стихотворного произведения.
Смена строф в греческой
Здесь надо поставить вопрос в связи с характеристикой пушкинской строфы: зачем надо было писать роман с определенным чередованием рифм?
И где связь напряженности Пушкина и этой формы?
Уважаю память о давнем друге.
Давность этой дружбы умудрена забвением.
Я вспоминаю – голубоглазый Роман Якобсон.
Маяковский его в стихах ласково называл Ромкой Якобсоном, и это чуть ли не стало фамилией человека.
Друг мой, зачем ты сужаешь тему?
Зачем ты переводишь искусство на мнение, искусство драмы, прозы и поэзии на языкознание?
Языкознанию понадобилось различие существования, и это различие способов существования не может быть заменено анализом прекрасных стихов Бодлера, в которых самое главное – это соединение рассказа о женщинах с рассказом о кошках.
Это одомашнивание лика поэзии.
Дело не только в рифмах, а в том, чт'o стянуть рифмами. Дело душевное. Так пели и сейчас поют в деревнях, которые обратились в колхозы, быстрые частушки, в которых обращаются, перемещаются объекты понимания.
Но довольно предисловия к разговору.
Поговорим о сюжетах.
Начнем со слова «сюжет». Проверим это слово по словарям. Это главный актер, главная мысль. Это то, что добыто разносмотрением. Сюжет – это грань камня, это превращение алмаза в бриллиант.
Вернем слову большую точность. Это установление граней кристалла.
Это – изменение хода луча восприятия.
Это – создание повторения в разноосмысливании.
Почему ты не изменяешься, старый друг? Мы могли бы, как герои Гомера, обменяться доспехами, не считаясь с тем, что сколько стоит.
Но мы разделены. Судьбой, океаном и целями искусства.
Прощай, друг. Больше нам не свидеться.
Существует мир. Существуют день и ночь. Погода.
И войско, осаждающее Трою, готово к жертвам и жестокости, готово к тому, чтобы губить детей и героев, оставляя младенцев на крыше забытыми.
Эти воины – они же люди. Им холодно, так холодно, что ночью вместо одеял они покрываются щитами.
Наступает утро.
Старый поэт Гомер как бы с ними, он знает, что такое мороз.
К утру щиты воинов – щиты, которыми укрываются воины, окаймляет иней белой траурной лентой.
Холодно воевать, холодно в окопах.
Имеющий щит создан для войны, и война первого тысячелетия до новой эры еще не кончена.
Надо кормить сердце кровью истинной заинтересованности.