О воинстве немертвых

Конъюнктурщик

Стратоник пришел заранее и сидел на своем кресле, перебирая в пальцах четки из дуба, размышлял о предстоящем. И было так легко. И ему это не нравилось. Чувство было обманчивым. Про себя префект знал, что курс, которого он придерживался, начинает сдавать. Война, теперь они воевали с Альтигеном.

Стратоника раздражало не то, что война в головах магов стремилась смениться вновь благополучным миром, против мира и он был бы не против, а то, что мысли и решения становились неполноценными, половинчатыми.

Либо война, либо мир. Иного не дано.

С другой стороны,

белые маги хором могли бы указать ему на текущее положение дел, которое нельзя назвать ни миром, ни войной. На чужой территории, отчасти чужими руками.

Но Стратоник считал, что нужно либо жестоко и до конца воевать, либо прекращать войну, устанавливая строгий мир. Белое рыцарство в лице Альтиора неостановимо стремится уничтожить черное рыцарство, и город в лице Стратоника не смог этого предотвратить.

Наверное, самым главным врагом Стратоника был не Альтиген, а сам Альтиор и совет Белого города, против безумия которых он внутренне сражался.

Больше всего боялся текущего исхода событий Зэорис. Вот он, сидит там, как всегда, близ людей из града Вольного и о чем-то переговаривается с ними. Стратоник не вникал в эту связь, не пытался понять, о чем они общаются и какие у них отношения, но подмечал увиденное для себя. Для чего Зэорису якшаться с гостями из Вольного? Мятежная крепость, видно, знатно одаривает его рудой и магическими предметами, золотом или даже серебром. Это было нехорошо. Стратонику необходимо будет обсудить это с Протелеоном. Совет стал не правящим органом, не священным собранием лучших из магического сословия, но грязным местом, где переплетаются интересы разных убежищ, городов и местных кланов. Это было столь отвратительно…

Но вот зашел Протелеон, за ним Альтиор и помощники верховного мага, которые должны были вести записи заседания.

Все маги притихли и расселись более разряжено.

В тишине отдавались гулом шаги немногих вошедших.

Двое слуг с грохотом закрыли двери зала.

Встав за мраморную трибуну, верховный маг поднял невысоко руку в приветствии.

— Объявляю заседание Совета Белого города открытым.

Умеренное рукоплескание.

В бессильной злобе Альтиор сел в кресло близ трибуны.

— Посмотри на них… — начал он шипеть, пытаясь поделиться своим гневом со Стратоником, но тот держался с гораздо большим самообладанием.

— Не смотри так Альтиор, держи себя достойно.

Альтиор многозначительно посмотрел на Стратоника, но тот лишь спокойно созерцал толпу.

— Первое слово даю императору нашего города и главе белого рыцарства Альтиору, — громко произнес верховный маг, после чего отошел от трибуны.

В освободившуюся пустоту дня ворвался император.

Его тога, в этот раз алая, как всегда, резко выделялась на фоне пастельной дремоты каменных сводов.

— Итак, — он поднял вверх руку, словно настоящий оратор, — я должен, как горожанин и как белый рыцарь, заявить о том, что эта война для нас неизбежна. Я должен сказать, что мы будем сражаться, хотим мы того или нет. Те, кто сегодня скажут, что нам нужен мир, не знают, что происходит в горах, — зал отозвался презрительной тишиной,

холод которой исходил от недовольных лиц белых магов, — Да, вы хотите мира, но хочет ли его Черный орден? Хотят ли черные рыцари, которых одно раздражает само наше существование, мира с нами? Я белый рыцарь, и буду сражаться за этот город всегда. Вопрос лишь в том, когда вы призовёте меня для этой защиты. И будет слишком поздно, если черные знамёна будут реять под нашими стенами.

Тишина.

Альтиор сошел с трибуны, прошел прямо к вратам.

Верховный маг встал:

— Зал совета нельзя покинуть, покуда не окончится заседание.

— Я покину! — отозвался Альтиор, все также восклицание его развеялось в злобном безмолвии.

Подойдя к дверям, он достал кинжал и угрожающе глянул на слуг. Они сразу же боязливо кинулись поднимать засов, открыли двери, в которых исчез император, и сразу же закрыли их за ним, также поставив засов.

Как только захлопнули двери, поднялся гам, шум.

Поднялся Гликон, худощавый белый маг, источавший своим видом старость, он указал трясущейся рукой на двери и завопил:

— Кинжал, у этого подлеца был при себе кинжал! Оно ни ставит совет ни во что!

Стратоник прикрыл лицо рукой, стыд захлестывал его, стыд за раздрай, за ненависть, за беспорядок, воцарившийся здесь, в сердце города, мечту о котором он так лелеял в своем сердце.

Поднявшись, он подошел к трибуне.

— Ты дашь мне слово? — обратился он к Протелеону.

— Конечно, — отозвался верховный маг, с печалью смотревший на зал, и воскликнул, — слово префекту города Стратонику.

— Приветствую всех, — белые маги все ещё немного переговаривались, но в большинстве слушали речь, — император впал в гнев, мы все видели это. В граде Вольном наши рыцари с честью защитили интересы Белого города и его области, — Зэорис и гости из Вольного захлопали, зал отозвался тихим рукоплесканием, — печально то, что сегодня мы не в состоянии сплотиться так же, как сплотились при основании этого славного города. Я сам всегда выступал за мир. Как вы знаете, моя цель, как префекта, преумножить богатство и блеск города. А потом я выступал за открытые и плодотворные отношения с орденом. Но эти времена ушли. Наши защитники бьются с орденскими воинами в нескольких днях пути отсюда, и это страшно. Тысячи черных рыцарей идут на юг, они готовятся к наступлению, готовятся напасть на нас. Как сказал сегодня император, это неизбежно.

Пауза.

Но зал лишь молчал.

Поднялся Гликон.

— Прошу слова.

— Слово Гликону, — разрешил верховный маг.

— Спасибо, — Гликон почтительно посмотрел на верховного мага, затем продолжил, озираясь по сторонам, — мы не можем знать, зачем черные рыцари ведут свои войска в те или иные места. В конце концов, Альтиген говорит об взаимодоверии в новую эпоху, а префект Стратоник только что заявил об открытости отношений. Так почему у ордена не может быть интересов в альвийских лесах? Кроме того, нет никаких подтверждений того, что войска действительно там стоят. Верить ли рыцарской разведке, напрямую подчиняющейся императору?