Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Директриса. Это очень интересно, милый редактор, и вы постараетесь, я полагаю, развить ваши мысли завтра у меня?

Редактор. Препятствий не будет?

Директриса. По воле моего мужа, я буду сидеть завтра, как и в прошлый раз, дома сиротой...

Входят писатель и критик.

Критик. Прежде всего вам, молодой человек, нужно по­нять, что такое красота. Без этого понимания красоты ничего не сделаете! Никогда!

Писатель. Мой герой и дает ответ на этот вопрос, госпо­дин доктор...

Критик. Который это, не тот ли, что застрелился в конце концов?

Писатель. Нет в моей повести такого, господин доктор!.. Мой герой совсем не стреляет в себя, а становится сотником и под конец женится.

Критик. Черт с ним! Не стану же я плакать лишь оттого, что у меня нет подозрительных знакомств. А вам бы следовало прежде всего знать, что такое красота, что такое искусство, моло­дой человек! Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что такое искусство?

Писатель. Господин доктор! Ведь и на этот вопрос дает от­вет моя героиня, когда подает раненому стрельцу кофе с пасхаль­ным куличом, а девушки вокруг играют в верболаз и старенький священник со слезами на глазах благословляет...

Критик. Не пугайте вы меня своими героинями, молодой человек, а лучше скажите, знаете ли вы, что такое красота, насто­ящая, художественная красота'? Знаете ли вы, что такое жемчу­жина? Как возникает жемчужина?

Писатель. А как же, знаю...

Критик. Вот и вижу, что не знаете... Да, да, не знаете. Из разнообразных минералов возникают жемчужины!

Писатель. Господин доктор, я помню, изучал, что ее с мо­ря, со дна морского...

Критик. Говорите, со дна мор... Вы... вы не знаете, я вижу, даже, что такое поэзия, молодой человек! Рекомендую вам пол­учиться немного, потом — побеседуем еще! (Оскорбленный, отхо­дит.)

Входят молодой человек и молодая девушка.

Молодая девушка. Вы не имеете понятия, господин Левко, как меня это угнетает. Неужели наш несчастный народ век будет терпеть эти издевательства? Когда же мы, господин Левко, из московско-большевистских детей будем делать мыло?..

Молодой человек (тихо). Гораздо раньше, чем вы думаете, панна Кики. Наша организация именно этой ночью по­лучила шифрованную телеграмму из Америки.

Молодая девушка. Что вы, господин Левко, из Аме­рики?

Молодой человек. Из самого Вашингтона, панна Кики. Нам сообщают, что высылают двести тысяч сенегальских стрел­ков и столько же долларов. Все уже запаковано и ждет нашего сигнала.

Молодая девушка (тихо). Так вы, пане Левко, тоже инспиратор?

Молодой человек (вытаскивает из кармана револьвер). Вы видите, панна Кики?

Молодая девушка. Пане Левко, вы мне импонируете: я так часто мечтала о том, чтобы мы имели своего Вильгельма Телля или Гарри Пиля...

Молодой человек (доверчиво). А вы бы, панна Кики, не имели желания стать старогреческой ме... Мелясиной и само­отверженно идти вместе

с нами к высшей цели?

Молодая девушка. Пане Левко! Неужели вы можете со­мневаться в этом?

Молодой человек. И так, я приду к вам завтра, панна Кики, чтобы принять от вас присягу на револьвер. Я захвачу с со­бой танго, которое вы у меня просили. Я уже научился играть на мандолине.

Молодая девушка. Пане Левко, принесите с собой и мандолину...

Входят полити к и директор банка.

Политик (вытирая пот на лбу). Никто нас не подслушивает?

Директор банка (оглядываясь). Решительно никто...

Политик. А тот молодчик? Чего это он, вы думаете, уши развесил?

Директор банка. Это у него такие природные от господа нашего. Что же было дальше?

Политик. Погодите! Был я вчера в Варшаве.

Директор банка. Да, да... вчера было первое.

Политик (все время оглядываясь). Я ходил... у меня была возможность встретиться.

Директор банка. С министром внутренних...

Политик. Не кричите так, побойтесь бога! Вы не видите, сколько здесь публики?

Директор банка. Я уже онемел! Ну, что, что было дальше?

Политик. Я обсуждал с ним разные дела, говорил также о нуждах нашего банка, и он обещал...

Входят эмигрант и купчиха.

Этот тип мне кажется подозрительным. Наверняка больше­вистский агент! (Убегает в другой угол.)

Директор банка. Это наш депутат! Ну, что же он, гово­рите ради бога, обещал?..

Дальше их разговор становится неслышным. Директор банка бегает за политиком из угла в угол.

Купчиха. И до каких пор, скажите, господин полковник, всевышний и воинство наше будут терпеть это антихристово царство?

Эмигрант. Ничего... дождутся, сукины дети!.. Как только вернемся, то зададим им такое, что ну-ну!

Купчиха. В прошлом месяце к моему дяде приехал его шурин инженер, господин Бичейко, так он рассказывает, боже ты мой!.. Сам он вынужден был бежать, так как жить ему не да­вали. И почему, подумайте только? Потому, что имя у него Нико­лай, а кто там посмеет Николаем называться, так ему жизни и никакой нет. Так возненавидели они имя царя христианского.

Эмигрант. Вот чертовы сыны!

Купчиха. А священникам, говорит, так всем бороды отре­зают и матрацы ими набивают, для потехи, от распущенности своей диавольской.

Эми грант. Вот сукины дети! Почему же они до сих пор чаю не подали...(Вытаскивает из кармана одни часы, затем другие, третьи и четвертые.)

Купчиха. Господин полковник! Неужели вы часовым ремеслом занимаетесь?

Эмигрант. Какое там!.. Это же мои военные трофеи. Знаете ли вы, что такое трофеи?.. Так вот, когда я в Проскурове, Бердичеве и Литине большевиков усмирял, то добыл трофеи: часов штук каких-нибудь четыреста.