Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Рыпця. Как нельзя лучше, господин меценат, как нельзя лучше! В ближайшем времени приступаем...

Помыкевич. Как нельзя луч-чше! Прости Милена, на ми­нуточку! (Уходит в канцелярию.)

Рыпця. Вы... простите, пани, на минуточку. Я хотел...

Помыкевичева. Вы очень вежливы, но не беспокойтесь, и тем более сейчас, господин Рыпця. Сегодня достаточно... Вы оба очень вежливы, господа, и поэтому будьте уверены в моем содружестве с вами.

Рыпця. И ваша статья...

Помыкевичева. И моя

статья «О влиянии народной одежды на формирование нового мироощущения украинской женщины модерна» в скором времени окажется в ваших руках...

Входит Пыпця.

Рыпця. Товарищ Пыпця! Товарищ Милена только что сообщила мне, что на днях передаст в мои руки свою ценную статью «О влиянии...».

Пыпця. Вы ошибаетесь, дорогой товарищ и приятель! Товарищ Милена передаст статью в руки главного редактора «Кровавое зарево».

Рыпця. Как только закончите ее, позвоните в кофейню «Помпадур», телефон двадцать пять — двадцать пять! Я там обычно пью настоящее мокко со сливками.

Пыпця. Если захотите ее напечатать, позвоните в кон­дитерскую «Казанова»: телефон сорок пять — сорок пять. Мне там обычно подают мороженое «Кассате». Вот!

Входит Помыкевич.

Помыкевичева. Вот теперь позвольте, господа, поже­лать вам вкусного мокко и мороженого.

Рыпця и Пыпця. Благодарим...

Рыпця. Пани...

Пыпця смерил взглядом Рыпця.

Рыпця и Пыпця... товарищ Милена!

Выходят.

Помыкевич. Симпатичные ребята, жалко только, что не совсем они наши. Пропадают ребята без национального само­сознания.

Помыкевичева. До сих пор, меценат, вы и не подумали о них.

Помыкевич. Я и теперь, Милена, так сказать, понимаю, что необходима предосторожность к ним обоим.

Помыкевичева. Может быть, снова ваша зависть? Вы решительно стараетесь, меценат...

Помыкевич. Нет, не это у меня было в мыслях, Милена. Я хотел лишь предупредить, что не следовало бы тебе во всем верить им...

Помыкевичева. Вы снова боитесь за меня, меценат?

Помыкевич. Боже сохрани! Не за тебя я боюсь...

Помыкевичева. А за кого же, если можно знать?

Помыкевич. Я... я совсем не боюсь, Милена. Только, видишь ли, молодым людям не всегда надо верить. Я и сам был молодым, не один раз приходилось обманывать. Говоришь, будто истинную правду, даже себе самому кажется: действительно правда! А подумаешь вот так, призадумаешься, и выходит обман неимоверный! Так вот, если ч-ч-что-нибудь такое, так ты не верь, Милена, брешут ребята!

Помыкевичева. Меценат, смотрите, чтобы не было скандала!

Помыкевич. Милена, они тебе все-таки что-то сказали?!.

Помыкевичева. Не сказали ничего и, может быть, только потому, что я не интересуюсь вашими, меценат,

адвокат­скими делишками. Я лишь напоминаю вам, что вы сделали меня несчастной, став моим мужем. Вы убили меня тогда в моих собст­венных глазах, если бы вы захотели меня уничтожить еще и в глазах общественного мнения,— горе тогда вам, меценат! Фа­милия Помыкевичей должна быть незапятнана, потому, что я ношу ее. Вы слышали, меценат?

Помыкевич. Об... об этом никто не узнает, Милена...

Входит Дзуня.

Дзуня. Отец Румега...

Помыкевичева. Господин Дзуня, у меня с вами разго­вор, но потом... О чем,— пусть мои глаза вам скажут, а в них найдете только гнев и скорбь смертельную...

Дзуня. Как только речь заходит о скорби, то вы ее сейчас заметите и в моих глазах...

Помыкевичева выходит направо.

Помыкевич (тяжело вздыхает). Теперь мы пропали...

Дзуня. В этот самый момент отец Румега в канцелярии...

Помыкевич. Попросите его луч-ч-чше сюда! Неужели эта баба должна во все дела вмешиваться?..

Дзуня. О чем вы говорите? Ваша жена знает?..

Помыкевич. Ну, не знает, откуда же ей знать? Не скажу же я, как мы те деньги достали. Бабским нюхом ведьма чует.

Дзуня. Ах, успокойтесь и будьте бенгальским тигром, меценат!

Помыкевич. А если в конце концов окажется, что мы с вами не тигры, а обыкновенные кошки шелудивые, бесталанные?

Дзуня. Тогда вам как депутату легче будет примириться с этой мыслью. А пока что острите когти, меценат!

Помыкевич. Народ мой! Сколько иногда кровавого пота стоит желание трудиться ради тебя!..

Дзуня выходит. Через минуту входит Румега. За ним Дзуня с портфелем. Помыкевич и Румега молча кланяются друг другу и садятся.

Долгое молчание.

Румега. Вы не читали сегодняшних газет?

Помыкевич. Нет, к сожалению. Я читаю только перед сном. А ч-ч-то такое, отче?

Румега. Ничего, ибо я тоже не читал.

Помыкевич. Гм... Гм...

Румега. Гм... гм... Долго уж в этих газетах нет ничего нового.

Помыкевич. Долго, гм... гм...

Дзуня. А как легко можно было бы помочь этому. Какую- нибудь интересную новинку об известной особе, какой-нибудь интересный снимочек — и сенсация готова. Тогда и наиболее уважающие себя люди стали бы читать газеты. Не так ли, пане меценат?

Помыкевич. Да, гм... гм... особенно, если снимочек по­лучится интересным. Вот, например, депутат отец Румега, как благодетель. На всю первую страничку такой портретик, а под ним стишок жирным шрифтом про пастыря с голубиным серд­цем, который бедную сиротку приласкал, пригрел, еще и состоя­ние оставил. Пример с него берите, набожные христиане!