Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Помыкевичева. Быстрее подписывайте, господа!

Пыпця. Никак...

Рыпця. Вот так...

Помыкевичева. Если не хотите, чтобы пышненькие коники нашлись однажды утром в небольшой хатке...

Пауза.

Рыпця (к Пыпце). Неужели, товарищ, нельзя подписать?

Пыпця. Если задуматься глубже, то можно и подписать.

Рыпця. Так подпишем, как сказал великий немецкий...

Пыпця. Подпишем, дорогой товарищ и приятель.

Подписывают.

Помыкевичева. Благодарю, господа!

Рыпця. Это мы только для вас сделали, товарищ милос­тивая пани.

Пыпця. Для сотрудницы «Кровавого зарева». Вот!

Помыкевичева. К счастью, обстоятельства склады­ваются так, что вскоре, наверное, я буду иметь возможность пойти вам, господа, навстречу, чтобы осуществить нашу мечту.

Пыпця. «Кровавое зарево»!

Помыкевичева. Да, господин редактор Пыпця!

Рыпця. «Кровавое зарево»!

Помыкевичева. Да, господин редактор Рыпця!

Одновременно.

Пыпця. Товарищ Рыпця!

Рыпц я. Товарищ Пыпця!

Слышен звонок в передней.

Помыкевичева. Да, как видно, я довольно поздно вспомнила, что не дала вам, может быть, возможности закон­чить завтрак. Прошу в столовую, господа редакторы!

Пыпця. За ваше здоровье поедим, приятельница и това­рищ!

(Выходит.)

Рыпця. А потом пройдемся по улице и я (тихо) принесу что-то большее, чем кокос!.. (Выбегает в столовую.)

Помыкевичева прячет бумагу, через минуту входит отец Румега.

Румега. Ручки целую меценатовой. А самого мецената и вправду нет?

Помыкевичева. Садитесь спокойно, всечестнейший! Муж ушел надолго.

Румега. Высоко до вас, и с моим здоровьем.

Помыкевичева. Простите, что побеспокоила, отец.

Румега. Неужели такое уж важное дело...

Помыкевичева. Даже очень важное, отец всече­стнейший.

Румега. Не очень-то выгодны для моего здоровья с не­которых пор эти «важные дела». Правда, заходил я вчера к док­тору Гавчишину, и он уверял меня, что с моим здоровьем дело не так уж плохо. Мало того: он имел смелость заявить, что я здоров, как... как...

Помыкевичева. Как бык...

Румега. Нет, так плохо он не сказал. Он сказал лишь «как рыба». Одним словом, незачем было задерживаться во Львове и зря тратить деньги. Я же сам чувствую, что мне совсем, сов­сем плохо...

Помыкевичева. Не падайте духом! Кто знает, может быть, мне судьба судила совершить чудо, отец...

Румега. Видел я разные чудеса, но после этих чудес не очень-то я чувствую себя чудесно...

Помыкевичева. Не допускаю, чтобы ваше угнетенное состояние было в какой-нибудь связи с отречением от депутат­ского мандата...

Румега. С отречением... Конечно, нет. Я даже... очень рад...

Помыкевичева. Вы должны, я полагаю, быть даже благодарны тому, кто

перекладывает на свои плечи огромную тяжесть ответственного и полного опасностей труда на благо народа.

Румега. О, да! Я даже очень благодарен... Я весьма...

Помыкевичева. После всего, что вы сделали для национальной идеи, народ не может от вас требовать ничего большего.

Румега. Вот то-то, в отношении этого имею некоторое сомнение, позволю себе спросить вас, пани, какое дело у вас ко мне.

Помыкевичева. Благо нации и честь человека обя­зали меня поговорить с вами.

Румега (встает). Не могли бы вы отложить своей обя­занности? Вы же видите, что делается с моим здоровьем, пани. До свидания...

Помыкевичева. Садитесь, отец.

Румега (садится). Вы же видите сами...

Помыкевичева. Да, я вижу ваши обиды и хотела бы вам помочь, отец.

Румега. Что вы говорите?

Помыкевичева. Нет, что вы на это скажете? (Дает ему заявление Леси.)

Поп читает, лицо его проясняется, он встает и радостно хлопает себя по бедрам.

Румега. Я скажу, что вы даже очень добры, милостивая пани, и что... как будто и в самом деле издохла во мне огромная муха! (Прячет бумагу.)

Помыкевичева. Вот так чудо стало действительно­стью, отец?

Румега. Я чувствую себя чудесно, пани!..

Помыкевичева. Я могу вам только позавидовать, отец.

Румега. Я чувствую себя чудесно!

Помыкевичева. Ценою крови моего сердца, отец...

Румега. Разумеется, разумеется! Чудесно!..

Помыкевичева. Вы слышите? Ценою крови моего серд­ца, отец...

Румега. Ах, простите! О чем вы, пани?..

Помыкевичева. Вы оценили мой поступок?

Румега. Да, дитя, ваш поступок вполне христианский.

Помыкевичева. Если бы кто-нибудь так жестоко растоптал ваши самые святые чувства, вы поступили бы на моем месте не иначе?

Румега. Да, я поступил бы на вашем месте не иначе.

Помыкевичева. За любовь мою безграничную, за пламя души моей, вот чем заплатил! Предательством подлей­шим из подлых!.. (Бросает на стол спрятанное письмо к Дзуне.) Прочтите, отец, и сами посудите, как я должна презирать его и ту неизвестную Розалию...

Румега. Розалию... (Читает письмо и радостно хлопает в ладоши.) Браво! Браво, Розалия! Браво, Розалия! Браво!

Помыкевичева. Что с вами, отец?..

Румега. Браво, Розалия, браво!

Выбегает из канцелярии Дзуня.

Дзуня. Вы, отче!..

Румега. Браво, Роза...(Поворачивается в сторону Дзуни.) Пане Дзуня, я буду иметь сына!..(Обнимает и целует Дзуню.)

Дзуня (Помыкевичевой). Вы что-нибудь понимаете, пани?..

Помыкевичева. Потому только, что все поняла, ухо­жу с сердцем полным стыда и презрения! (Выходит в столовую.)