Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

Фрезинский Борис Яковлевич

Эти слова, как ни странно, были опубликованы в 1965 году. Мемуары Эренбурга печатал «Новый мир». Его литературная политика вызывала оголтелые нападки аппарата ЦК; начиная уже с 4-й книги мемуары Эренбурга встречались им в штыки. 6-ю книгу автор сдал в журнал в апреле 1964 года. Когда в журнале их подготовили к печати, Хрущев практически уже был устранен от власти, и аппарат творил, что хотел. Рукопись Эренбурга лежала на столе секретаря ЦК Ильичева, который решил не разрешить ее публикацию. Эренбург написал Хрущеву письмо, напоминая о его прошлогоднем обещании, но это письмо Хрущеву попросту не передали. Решение о запрете мемуаров принял аппарат ЦК, но тут Хрущева свергли, да и позиций Ильичева пошатнулись. Вопрос о «Новом мире» рассматривал Президиум ЦК, и решение о публикации мемуаров отдали на откуп редакции журнала. Так абзац о «Лазике» и был напечатан в февральском номере журнала за 1965 год.

А текст романа напечатали в СССР лишь

в 1989 году; он давно уже был переведен на многие языки мира; спектакли по нему ставились и ставятся в различных странах. В московском театре «Шалом» в 90-е годы тоже дали приют спектаклю о Лазике [327] . «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» — последний сатирический роман Ильи Эренбурга, и Карл Радек в одном был прав в своей статье 1934 года — этот роман действительно закончил первый период деятельности Эренбурга-прозаика. Теперь ясно — период наиболее плодотворный.

327

См.: Фрезинский Б.Poor Lazik, или Пляшем и поем // Литературная газета. 1999. 23 июня.

III. Книги 1930-х

Сюжеты, связанные с прозой Ильи Эренбурга 1930-х годов, предварим его емкими словами о той эпохе: «Усложнение техники шло в ногу с упрощением внутреннего мира человека. Все дальнейшие события были подготовлены: мало-помалу исчезало сопротивление. Приближались темные годы, когда в разных странах попиралось человеческое достоинство, когда культ силы стал естественным, надвигалась эпоха национализма и расизма, пыток и диковинных процессов, упрощенных лозунгов и усовершенствованных концлагерей, портретов диктаторов и эпидемии доносов, роста первоклассного оружия и накопления первобытной дикости. Послевоенные годы как-то незаметно обернулись в предвоенные» [328] .

328

ЛГЖ. Т. 1. С. 571.

1. «Мой Париж»

В 1922 году Эренбург написал первые очерки цикла «Письма из кафе» с их выразительной и точной картиной жизни тогдашней Германии. Жанр путевых очерков принес Эренбургу успех. Будучи с детства завзятым путешественником, за всю долгую жизнь он объездил значительную часть мира. «Письма из кафе» впоследствии открыли его книгу «Виза времени». Фотографирование Эренбурга в немалой степени связано именно с путевыми очерками; Эренбург увидел перспективность фотокамеры как удобного, даже незаменимого инструмента в работе. В 1934-м он скажет: «В своих путешествиях я не расстаюсь с „лейкой“. Фотографии заменяют мне блокнот, помогают вспомнить события, детали встреч, разговоров. Иногда эти же фотографии являются иллюстрациями в моих книгах» [329] .

329

Советское фото. 1934. № 4–5. С. 34.

Сейчас миллионы праздных туристов путешествуют по миру с удобными в обращении, быстро совершенствующимися цифровыми фото- и видеокамерами — это стало бытом. В 1920-е годы турист с пленочным фотоаппаратом выглядел редкостью. Для путешествующего писателя Ильи Эренбурга фотокамера была не развлечением, а скорее полезным увлечением.

Отщелкивал ли Эренбург в 1923 году городские пейзажи, бытовые сценки с незнакомыми людьми, достопримечательности, имеющие couleur local [330] , и т. д. — неизвестно. Одно можно сказать точно: человек увлекающийся, фотографией он занимался долго и снимал много, а снимки с удовольствием раздаривал. Если бы не Вторая мировая война, начавшая через 16–17 лет испепелять Европу, их могло бы уцелеть куда больше…

330

Не раз использованное Эренбургом французское выражение, означающее «местный колорит».

Поначалу, до покупки лейки с боковым видоискателем, Эренбург мог снимать только знакомых парижан, друзей и близких. Возможно, именно в парижском кафе в январе 1925 года возник у Эренбурга такой замысел: написать своего рода путеводитель по кафе Европы, проиллюстрировав его специально сделанными фотоснимками. Путь от замысла до реализации был коротким, и уже 25 февраля Эренбург сообщал в Москву писателю Лидину: «Я теперь пишу „Гид по кафе Европы“, который хочу издать в виде гида с фотографиями» [331] . Книга была

закончена в мае, но получился не путеводитель, а сборник из одиннадцати новелл, описывающих шесть кафе Парижа, два — Берлина, одно — Рима, одно — Венеции и московскую пивную «Красный отдых». Новеллу «Ротонда» Эренбург хотел предварительно опубликовать в «30 днях» вместе с ночными фотографиями монпарнасских кафе («Они очень подходят к рассказу», — писал он в августе Лидину [332] ), но журнал предпочел напечатать новеллу «Кафе „Ля Бурс“» и сопроводил ее не снимками работы автора, а рисунками своего иллюстратора. Книга «Условные страдания завсегдатая кафе» выходила один только раз — в 1926-м в Одессе — и, увы, тоже без фотографий…

331

П1. С. 402.

332

Там же. С. 451.

Мир парижских кафе с их публикой, традициями, общениями и т. д. запечатлен Эренбургом-фотографом как фон, на котором разворачивается панорама дружеских встреч. Это в значительной степени его личный мир — мир этот десятилетиями едва менялся, хотя внешне посетители, конечно, старели. В 1920-е годы Эренбурга увлекал весь фотопроцесс — и съемка, и проявление, и печать. Приведем здесь свидетельство 1925 года знаменитого фотографа и художника А. М. Родченко — о парижском жилище Эренбурга: «В комнате всюду стояли тазы, ванны, и как белье, всюду висели пленки…» [333] . Это продолжалось долго; в 1927-м, когда после упорных уговоров Эренбурга в Париж переселились его друзья Савичи, картина в доме Эренбургов оставалась все той же — А. Я. Савич рассказывала: «Помню, мы как-то возвращались с Монпарнаса, и И. Г. предложил: „Давайте попечатаем вместе“; я увидела тогда, что у него есть все необходимое для фотодела — увеличитель, всякие ванночки и пр.» [334] . Потом, в 1930-е годы, Эренбург свои пленки обычно отдавал печатать в ателье.

333

Родченко А. М.Статьи. Воспоминания. Автобиографические записки. Письма. М., 1982. С. 72.

334

Архив автора.

В 1925-м первые признания в увлечении фотографией появляются в письмах Эренбурга близким друзьям, в письма он вкладывает и маленькие — размером с кадр — отпечатки. Вот строки из писем 1925 года Елизавете Полонской — 8 апреля: «Что касается меня, я посылаю тебе идиллическое фото. Это „Ротонда“, которая мне заменяет недостижимый Сенегал…»; 12 июля: «Ничего не пишу. Но по-гимназически увлекаюсь… фотографией. Посылаю тебе ночную фотографию „Ротонды“» [335] … И еще строки из письма Эренбурга (2 июня 1925 года) его одесской поклоннице Л. Ротман: «Я посылаю Вам фотографии „Rotonde“ и „Dome“ ночью. В этих кафе я сижу часто. Зайдите туда и Вы» [336] …

335

П1. С. 421.

336

Там же. С. 437.

В первоначальных парижских съемках Эренбургу мешал характер: стать папарацци он никогда бы не смог. «Я не способен снимать человека в упор», — признавался он десять лет спустя [337] (речь, конечно, идет о незнакомом человеке). Удавалась лишь съемка знакомых, схваченных «врасплох», когда, увлекшись, они забывали про фотокамеру и выглядели на снимках совершенно естественно. Но когда их внимание сосредотачивалось на объективе, они поневоле начинали позировать — так, демонстративно позирует жена Эренбурга, стоя с кистью возле мольберта…

337

Советское фото. 1934. № 4–5. С. 34.

В эренбурговских снимках парижских кафе 1920-х годов в качестве живого фона в поле зрения объектива попадали, создавая непарадную картину: соседние столики, люди, бокалы, чашки с кофе, стулья, улица, машины, дома на противоположной стороне, — это не те подмалевки задников ателье, на фоне которых старые ремесленники снимали застывших принаряженных клиентов. На снимках в парижских кафе (в теплую пору столики расставлялись на улице) запечатлен обычный круг эренбурговских спутников: близких, приятелей, знакомых.