Объект закрытого доступа
Шрифт:
— Ты серьезно? — не поверил своему счастью Апти.
— Да. Надоел ты мне своим нытьем.
— Вот спасибо, брат, удружил. — Апти посмотрел на замершую Галю и с усмешкой сказал: — Только на куски ее не режь. Ударь разок в сердце — и в воду. А то знаю я тебя. Вечно после тебя крови, как на бойне.
— Не волнуйся. Всё аккуратно сделаю.
— Давай! — Апти повернулся и, не обращая больше внимания на Галю, зашагал обратно.
Вскоре шаги Апти затихли во тьме. Хасан и Галя остались одни.
— О чем вы говорили? — тихо
— Ноги промочил, — просто ответил Хасан. — Ты-то как, сильно замерзла?
— Есть немного, — сказала Галя и поежилась.
— Ничего, — прогудел Хасан. — Ты крепкая, не заболеешь. Я сильного человека сразу вижу. Ты — сильная.
— Спасибо, — улыбнулась Галя. Оставшись наедине с Хасаном, она немного успокоилась. Апти она боялась больше, он был для нее черной тенью, а не человеком.
Хасан, словно прочитав мысли Гали, сказал:
— Ты мне больше доверяешь, чем Апти, да?
— Да, — сказала Галя.
— Зря, — сказал на это Хасан и сухо добавил: — Мне приказано тебя убить.
У Гали подкосились ноги, и она ухватилась за ствол дерева.
— Если я не выполню приказ, мне будет плохо, — продолжил Хасан.
— А если выполнишь, будет плохо мне, — обреченно произнесла Галя.
Хасан улыбнулся:
— Ты очень смелая. Я думал, ты будешь плакать и кричать, а ты шутишь. Я никогда еще такого не видел.
— Все, кого ты убивал… плакали? — еле слышно прошептала Галя.
Хасан кивнул:
— Да. Плакали и просили отпустить их.
— И ты кого-нибудь… отпустил?
Он покачал головой:
— Нет. Ни разу. Мужчина, который плачет, ползет за тобой, как собака, и лижет тебе руки, недостоин жить. Солдат должен умирать спокойно и гордо.
— Как же ты можешь убивать, Хасан? Помнишь, Аллах позволяет человеку родиться, чтобы он жил, а не чтобы умирал.
— Иногда грешнику лучше умереть, чем жить, — ответил Хасан. — Ладно, пойдем.
Галя отпустила ствол дерева, покачнулась, но устояла на ногах и пошла вперед — в темноту и холод. Она сама не заметила, в какой момент начала читать стихи. Должно быть, Хасан был прав, когда говорил, что если Бог разговаривает, он разговаривает стихами, и душу человеческую этому научил. И сейчас, за пять минут до смерти, этим рифмованным шепотом Галина душа навсегда прощалась с жизнью.
Страстный стон, смертный стон,
А над стонами — сон.
Всем престолам — престол,
Всем законам — закон.
Где пустырь — поле ржи,
Реки с синей водой…
Только веки смежи,
Человек молодой…
В жилах — мед. Кто идет?
Это он, это сон.
Он уймет, он отрет
Страстный пот, смертный пот…
Впереди заблестела, замерцала река. Галя не чувствовала ни холода, ни сырости — ничего. На нее накатило какое-то сонное оцепенение, словно сырой воздух с реки был пропитан дурманом.
— Все. Стой, — сказал Хасан.
Галя
— Хасан, я не…
Что-то страшное и обжигающее ударило ее в грудь. Она еще успела вскрикнуть, но тут земля ушла у нее из-под ног, и Галя полетела с крутого берега в воду.
Всплеск воды был таким громким, что оглушил Хасана. Он вздрогнул, выдохнул, нагнулся и вытер окровавленный нож о траву.
На воду он не глядел — не было сил.
— Аллах акбар, — хрипло прошептал Хасан, повернулся и быстро зашагал прочь от проклятого места.
Глава шестая Бешеные псы
1
Турецкий гнал машину по мокрому пустынному шоссе, как сумасшедший, рискуя потерять управление и разбиться. Въехав в больничный двор, он едва не врезался в мусорный бак. Заглушил мотор, выскочил из машины и стрелой взлетел по мраморному крыльцу клиники.
Врач, встретивший его в приемном покое, был похож на мультяшного Санта-Клауса или доктора Айболита. Седая бородка веером, пышные седые усы, красноватый нос и лукавые глаза за стеклами круглых очков в черной оправе. Белая шапочка подчеркивала сходство, да и имя у него было соответствующее — Ганс Вольфович.
Турецкий озабоченно спросил:
— Что с ней?
Перед тем как ответить, врач задумчиво пошевелил седыми бровями и по-стариковски тяжело вздохнул:
— Колотое ранение в грудь и руку. Вдобавок переохлаждение и сильнейший стресс. По всей вероятности, убийца метил девушке в грудь, но она подставила руку и смягчила удар. Лезвие ножа прошло сквозь ладонь. Вот так!
Врач приложил ладонь к груди, другой рукой сжал воображаемый нож и ударил себя в ладонь:
— Удар был нанесен очень сильным человеком. И профессионалом своего дела.
— Почему вы так решили?
Ганс Вольфович посмотрел на важняка с сожалением, как профессор смотрит на нерадивого студента, и объяснил:
— Лезвие ножа вошло аккурат между ребер. Если бы не ладонь… — Врач закатил глаза к потолку и красноречиво вздохнул.
— Если бы он был профессионалом, он бы проверил — жива она или нет, — хмуро сказал Турецкий.
— Вы правы, — нехотя согласился доктор. — Хотя… в жизни всякое бывает.
— А что насчет переохлаждения? — спросил Турецкий.
— Судя по всему, девушку бросили в воду — в реку или озеро. А вода-то в нынешнее время года сами знаете какая. Ума не приложу, как она вообще сумела выбраться. Хотя своим спасением она отчасти обязана и воде.
— В смысле? — не понял Александр Борисович.
— Холодная вода замедлила кровотечение, — объяснил врач. — Только благодаря этому она не потеряла много крови.