Теперь, надеюсь, вам понятно почемуя так влюбленных не люблю:и не за то, что некрасивы(как раз-то это мне приятно),и не за то, что будут изменять,и даже не за то, что скоро разбегутся,а после лягут в разные могилы(все это тоже можно пережить) —но мне, зачем мне знать,что между вами было,когда я сам ещемогу желанным быть.
4
Вообще-то я чужого не беру,
но
я хотел бы новую судьбу,
но с тем условьем,
чтоб понамешали
в меня побольше снега и тепла
и чтоб там тоже лыжники бежали,
под шапками огромными дыша.
Так безобразно я пишу,что даже сам не понимаю,как это все однообразно.Но если правильно сложитьв один мешок стихотвореньявсе эти..............................,все сгустки света и тепла,охапки боли и стыда —вот было бы стихотворенье.
5
Поэтому-то мне теперь и не вполне понятно, чего я так взбесился этой весной, когда, услышав первый вариант этого стихотворения, мне сказали, что у меня появились замашки эстрадного симулякра, видимо думая меня этим упрекнуть.
А я и щасхотел бы изменитьодин любимый мой видеоклип,где Пугачева обо мне поет,но только так,чтоб за спиной моей стояли(желательно в красивых пиджаках)не эти мальчикии Гарик Сукачев(они мне ничего не обещали),а вы – которые меня читали:Ахметьев, Гуголев, Малинин, самолет.
6
Итак, прожив еще один год, я стал полагать, что трагическое мироощущение – это удел малолетних. В конце концов, понять, что все умрут, – это дело техники. Но уж если ты намерен жить дальше, то будь любезен, придумай себе хоть какое-то оправданье. И тем не менее не могу отказать себе в последнем удовольствии.
Вообще-то я уже об этом говорил,но мне, и правда, было неприятно,что вы тогда не помоглимне выбраться из этой тьмы(а я ведь там лежалздоровый и опрятный),но ведь и вы боялись темноты.А значит, это выше наших сил.Но я об этом тоже говорил.<Все свободны>
май – декабрь 1998
КАК НАДО ЖИТЬ, ЧТОБ БЫТЬ ЛЮБИМЫМ
ЛЮБОВЬ БЕССМЕРТНАЯ – ЛЮБОВЬ ПРОСТАЯ
Я отдаю себе отчет в том, что все нижеприведенное, может быть, и не обладает большой художественной ценностью. Но условия моей духовной жизни таковы, что, если бы я все это не написал, я бы перестал себя уважать. А этого я никак не могу допустить.
1. ОЛИН СОН
Началась война. Паника. Эвакуация.
Ей говорят: «В соседнем здании ваш муж».
Она бежит туда, не зная, кто выйдет: я или Женя.
Навстречу ей выходит ее папа. Правда, он молодой, с фотографии, она таким его не знала.
Он говорит ей: «Доченька, вам надо уезжать».
Ему 25, ей – 38.
* * *
Есть фотография одна(она меня ужасно раздражает),ты там стоишь в синюшном школьном платьеи в объектив бессмысленно глядишь(так
девочки всегда глядят,и в этом смысле мальчики умнее).Прошло лет 25(ну 26),и скоро почки жирные взорвутсяи поплывут в какой-то синеве.Но почему ж тогда так больно мне?А дело в том,что с самого началаи – обрати внимание – при мнев тебе свершается такое злое дело,единственное, может быть, большое,и это дело – недоступно мне.Но мне, какое дело мне, какоемне дело – мнекакое дело мне?
2. ОЛИН СОН, ПОВТОРЯЮЩИЙСЯ
Чужая ночная комната.
Меня бьют, с унижением, по моей же вине, в сущности, опускают.
Сон повторяется так часто, что она даже выучила узор на обоях.
Но однажды что-то случается. Я говорю одну фразу, и мои мучители расступаются. Я подхожу к двери и открываю ее.
Первый раз она видит, как я спускаюсь по лестнице, выхожу на улицу.
Там прошел дождь. Я иду по мостовой. На мне светлый плащ.
Оля просыпается. Сон больше не повторяется.
* * *
И все, чего я заработалсвоими жалкими стихами(весь этот незабвенный срам),и то, что я теперь стоюпред девочками и пред мужиками(как правило, все больше пожилыми) —все это тоже не прикрыть руками[че ты уставился? ведь я ж – одетый,а, правда,кажется,что щас разденусь я?] – так вот – за это,именно за это,за это все – не оставляй меня.
3. ЕЩЕ ОЛИН СОН
Большое сборище народа. Я на сцене. Все сидят.
Почему-то я читаю Нобелевскую лекцию, хотя меня об этом никто не просит.
Там есть такое место: «Правда – это оружие слабого.
Ложь – это оружие сильного. Ибо в первом случае ты перекладываешь ответственность на других, во втором – берешь ее на себя».
Заканчивается же лекция словами: «Ну получил я вашу премию. А дальше?»
Все встают.
4. * * *
Вот так все время ощущаешь жизнь,
она в тебе и под ногтями,
она гремит в тебе костями,
а ты лежишь в ее кармане,
как тварь последняя дрожишь.
А я глаза закрыли головой мотаю,но все равно зеленый весь от страха.Я, между прочим, умереть могу.Так вот зачемменя ты, боже, лупишь:ему приспичило, ему приятней,когда я сам, как голая скворечня,как будто муравейник раскурочен,иль как жевачка липну к утюгу.Естественно, что так оно и нужно.По-видимому, это даже лестно.Но я чего-то не пойму:в поту,в пальто,в постели,на ветру(мне в самом деле это интересно) —окрепший, взрослый, маленький, умерший —хотя бы раз я нравился – Ему?