Обещай мне чудо

Кемден Патриция

– Леве, да. Но остальная часть долины Карабас принадлежит мне.

Катарина с ужасом смотрела на него.

– Мерзавец! Как ты можешь так поступить с этими людьми? Война окончена. Да падет проклятие на твою голову!

Он стянул свои перепачканные перчатки и бросил их на землю. Обнаженный до пояса, он повернулся к ней, и она увидела мрачную решимость в его глазах.

– Окончена не для меня, – сказал он. – И не для тебя тоже, если фон Меклен действительно соберет войска, разве что ты покинешь это место.

Ее

взгляд остановился на его полуобнаженном торсе, затем скользнул в сторону. Она отступила на шаг, и на мгновение ему показалось, что она лишилась присутствия духа, но, когда она подняла глаза вновь, ее взгляд был полон решимости.

– Я не уеду, Александр.

– Подумай как следует, Катарина. Фон Меклен…

– K черту фон Меклена.

– Я уже послал его к черту и скоро пожну плоды этого. Вот почему я советую тебе уехать.

Она повернулась к нему спиной и крепко обхватила себя руками, словно ее руки могли удержать гнев и отчаяние, кипевшие в ее душе.

– Неужели ты не видишь? – воскликнула она. – Ты гнусный… чертов негодяй. Куда ты хочешь отправить меня, полковник? Скажи мне. – Она снова повернулась к нему лицом, руки ее опустились, ладони сжались в кулаки. – Скажите мне, благородный и добродетельный полковник фон Леве. Куда мне уехать? – Она сердито вздохнула, и грудь ее напряглась под корсажем с глубоким вырезом. – В Англию? – спросила она, явно не ожидая получить ответ. – Англия охвачена войной, брат убивает брата в каждом графстве. Голландский купец сказал мне в прошлом месяце, что они даже арестовали своего короля! А как насчет Франции? – продолжала она, в гневе расхаживая взад и вперед по берегу. – Еще одна гражданская война, вполне благородная, насколько я знаю, – принцы, герцоги, маркизы и графы воюют друг с другом. Они пока не арестовали короля, но Луи Четырнадцатому всего лишь десять лет.

Он следовал за ней взглядом, пока она что-то лепетала про Австрию и Турцию. Этим утром он отметил в ней какую-то удивительную свободу, позволявшую ее телу восхитительно двигаться.

Он почувствовал, что возбуждается, глядя на стоящую перед ним полную жизненных сил женщину, и еще сто раз проклял фон Меклена. Она была такой живой! Как легко ему было бы войти в ее жизнь, лечь в ее постель. Такое тело и душа, как у Катарины фон Меклен, способны облегчить усталость вернувшегося с войны полковника.

Полная негодования, она, казалось, была охвачена лихорадкой.

– Швеция воюет с Данией, Россия – с Польшей, Испания сражается со всем миром, желая завоевать все земли до Китая… Скажи мне, полковник фон Леве. Куда мне уехать?

Он стоял, глядя на нее из-под полуприкрытых век. Как завоевать ее? – думал он. Как рассеять грусть в ее глазах, как сделать так, чтобы вся ее страсть, вся ее жизнь сосредоточились на нем? Воспоминания о такой женщине могли помочь солдату сохранить жизнь на поле битвы. Обхватить ее полную грудь руками, привыкшими сжимать шпагу, ощутить нежную теплоту ее плоти вместо холодного прикосновения стали, услышать тихие стоны восторга, когда он овладеет ею, вместо смертоносного шипения выстрелов мортир…

– Почему ты молчишь? – спросила она. – Ты командовал полками. Теперь отдай приказ мне.

Она

произнесла эти слова в пылу спора, он же не торопился нарушить воцарившееся молчание. И единственными звуками долго оставались только шум реки да поскрипывание деревянной платформы. И все нарастающее желание, клокочущее в его теле. «Подойди ко мне, – хотелось скомандовать ему. – Подойди ко мне».

Но если бы он так сказал, то ее женственное чувственное тело застыло бы от отвращения и она отвернулась бы. Он сам повернулся к ней спиной, подошел к бревну, сел и стянул сапоги. Потом он направился к реке и зашел в спокойную воду, защищенную от ветра платформой.

– Полковник? – воскликнула Катарина. – Александр… Что ты делаешь? Сейчас ноябрь!

Когда вода дошла до колен, он нагнулся и прямо в бриджах стал погружаться, позволяя холодной воде смыть чувственный жар. Он очень давно не был с женщиной, и еще больше времени прошло с тех пор, как получил истинное удовлетворение от близости, вот почему, наверное, он видел в Катарине больше, чем в ней было на самом деле. Но, милосердный Боже, ему хотелось обладать тем, что он видел. Он оставался под водой до тех пор, пока его легкие чуть не разорвались, затем вынырнул из воды и глубоко вдохнул.

– Александр! – услышал он крик Катарины, а затем увидел ее, бредущую по воде по направлению к нему, подол ее юбки промок и плыл за ней. Она остановилась, увидев, что он направляется в ее сторону. – Александр! Какого черта, что ты делаешь?

Она ударила по воде ладонью, обрушив на него фонтан водяных брызг.

Он подплыл и встал перед ней, вода стекала с его тела.

– Тебе не следовало делать этого, – сказал он.

– Чего? Обрызгивать тебя? – Она выглядела довольной собой. – Ты заслужил это.

Он вытер воду с лица.

– Не это. Тебе не следовало приходить ко мне на помощь. – Он нагнулся, подхватил ее на руки и понес из воды.

– Что ты делаешь? – сердито спросила она, хотя и обхватила его за шею, чтобы не упасть. – Прекрати! Я не собиралась спасать тебя, просто хотела удостовериться, что ты утонул! – Она словно окостенела в его руках. – Ты гнусный негодяй, Александр!

Он продолжал нести ее по тропинке в лес, испытывая наслаждение от прикосновения ее груди к его влажному телу. Теперь он понял, почему движения ее тела казались настолько соблазнительными – на ней не было корсета.

Она перестала держать его за шею и скрестила руки, отчего ее грудь приподнялась еще выше.

– Ты умрешь от удара, если попытаешься нести меня всю дорогу до Леве. – Она бросила на него сердитый взгляд, затем принялась смотреть на деревья. – Хотя, впрочем, продолжай. Неси.

– Я таскал орудия потяжелее, чем ты.

– Поосторожнее, а то у меня закружится голова от такой лести.

Он усмехнулся, затем сошел с тропы и углубился в лес. Невдалеке он видел сияние золотистого солнечного света, и оно влекло его к себе. Он благодарил лесных богов за то, что они постелили толстый ковер из листьев под его промокшие ноги. Он был способен перенести многое, но только не острые ветки. Перед ними открылась большая залитая солнечным светом поляна, и он, выбрав удобное место в центре, опустил ее на мягкую груду недавно опавших листьев.