Облачно, с прояснениями
Шрифт:
— Ну, а мне прочитаешь когда-нибудь?
Таня кивнула:
— Вам, тетя Лида, почитаю.
— Прочти сейчас, — сказала Римма. — Мне очень нравятся твои стихи про осень.
Таня засмеялась:
— Подлизываешься, Римма!
— Ни капельки не подлизываюсь, говорю, что думаю. Про осень мне больше всего понравилось.
— Прочти, Таня, — попросила Лидия Ивановна.
Таня отошла немного назад, заложила руки за спину. Начала читать стихотворение, чуть завывая, должно быть, подражая кому-то, актеру
И дальше Таня читала про «Одиночество, как твое имя-отчество, как твое прозвище-звание, горькое мое страдание?».
Читая стихи, Таня опустила ресницы, тень от ресниц упала на нежные ее щеки, вся она такая юная, свеженькая, миловидная…
Лидия Ивановна не выдержала, улыбнулась:
— Откуда у тебя эти мысли, Танюша? И что ты знаешь про одиночество?
Римма сказала:
— Она у нас любит фасон давить.
— А ну, хватит! — с досадой сказала Таня. — Сама же просила меня почитать стихи, а теперь придираешься!
Помолчали немного, потом медленно повернули обратно. Шуршали под ногой первые опавшие листья, с Москвы-реки вдруг потянуло острой, резкой прохладой.
— А ведь и в самом деле скоро осень, — сказала Наташа. — С дождем, со слякотью.
— Люблю осень, — заявила Римма. — Осенью никуда идти неохота, учись или работай, и все тут.
— Зато, как только солнышко выглянет, наша Римка уже ожила, — усмехнулась Наташа, — хвост трубой, ноги в руки, только ее и видели!
— А тебе завидно?
Наташа удивленно переспросила:
— Мне? Завидно? Это тебе, что ли, завидовать?
— Кому же еще? За мной все мальчишки бегают, возле дома поджидают, записки мне пишут, а за тобой никогошеньки!
— Хватит вам! — Таня положила руки на плечи Риммы и Наташи. — Чтоб было тихо!
— Я, конечно, могу завидовать, — помолчав, начала Наташа, — только не тебе и не еще кому-нибудь из девчонок, а хотите знать, кому я завидую?
— Ну, кому же? — улыбаясь, спросила Лидия Ивановна.
— Зине Вершиловой, вот кому.
— Зине? — удивилась Лидия Ивановна. — Почему именно ей?
— Потому что она знаменитая, о ней пишут, дня не проходит, чтобы о ней в газете не писали или по радио не говорили. А сколько раз ее снимали и на обложки, и так в журналах…
— Зина ничего, довольно красивая, — сказала Таня.
— Да разве из-за этого ее снимают? — спросила Наташа. — Ты что? Таких красивых у нас на фабрике сколько хочешь! Нет, она знаменитая, о ней все знают.
— А сегодняшним героям завидуешь? — спросила Римма.
— Каким героям?
—
— Вот когда я на них раньше смотрела, как они на сцене стоят с лентами через плечо, а их на телевидение снимают и все на них глядят, я им всем так завидовала! — задумчиво произнесла Наташа.
— Пусть Таня стихи про них напишет, — посоветовала Римма.
— И напишу, почему нет, — сказала Таня.
— А что, вдохновилась, кажется?
— Вдохновилась, — спокойно ответила Таня.
— Я бы десять лет жизни не пожалела, чтобы стать знаменитой, — снова начала Наташа. — Ничего мне ровным счетом не надо, только бы стать знаменитой.
— А я и не знала, что ты такая, — сказала Римма.
— Какая же?
— Тщеславная.
— А это разве плохо?
— Не знаю. Во всяком случае, я не такая.
— Какая же ты? — спросила Таня.
— Обыкновенная, — ответила Римма. — Я хочу любить и чтобы меня любили, чтобы у меня было много детей и чтобы я была счастливая.
— Мы все хотим быть счастливыми, — вставила Наташа. — И я и Таня. Верно, Таня?
— Верно, — сказала Таня. — Только я тоже хочу быть знаменитой, и чтобы повсюду висели мои портреты, и чтобы все кругом на меня смотрели и снимали меня, вот как сегодня рабочих на машиностроительном.
Лидия Ивановна усмехнулась:
— Смешные вы, девчонки!
— Бабушка тоже говорит: смешные вы…
Наташа спросила:
— Тетя Лида, а вы хотели бы быть знаменитой?
— Как-то не думала об этом.
— Чего ей хотеть, — вмешалась Римма. — Тети Лидины портреты тоже повсюду были. Я помню одно ваше фото в «Огоньке». Верно?
— Было такое дело. Снимали у нас ветеранов, и меня тогда засняли.
— Выходит, и бабушка наша тоже ветеран? — спросила Таня.
— Конечно.
— У нее вечный пропуск на фабрику есть, я сама видела…
Лидия Ивановна вспомнила: провожали Настю на пенсию. Было это в фабричном клубе, Настя веселая, в нарядном платье, глаза горят, щеки малиновые. Сам директор подарил Насте чайный сервиз Ломоносовского фарфорового завода, красный, в синих и голубых цветах, и именные часы «Полет». А они все, Настины подруги, подарили радиоприемник «Даугава». И Настя так много смеялась, казалась такой счастливой.
Поздно вечером, когда собрались домой, Настя села в директорскую «Волгу», директор приказал отвезти ее домой со всеми подарками. Перед тем как сесть в машину, Настя обернулась, и Лидия Ивановна поразилась тогда, как же вдруг переменилась подруга, будто разом постарела на много лет.
И Настя сказала ей:
— Лида, а ведь это уже навсегда.
— Что навсегда? — не поняла Лидия Ивановна.
— Навсегда ухожу, больше уже не буду ходить на фабрику. Никогда. — И по слогам, медленно еще раз произнесла: — Ни-ко-гда.