Облеченные в облако
Шрифт:
Семисветов стал замечать за собой, что тоже начинает Памелы побаиваться. Поэтому он замолчал и в течение всего заседания ни слова уже не произнес.
– Противника надо понять, чтобы побить. Какова их главная цель? Что им нужно?
– сказал Филимонов.
– Известно чего...
– пискнула Блондинка, переглянувшись с Марго Королёвой.
– Вы уж, мужчины, что-нибудь, да придумайте, - сказала Марго.
– Что ж их, косой что ль косить?
– спросил кто-то.
– Наехать на них паровым катком, - предложил слесарь.
–
– Толом или тротилом рвануть, - выдал привычную формулу Камаринский.
– Каток и коса - это понятно, - резюмировал первые высказывания Фомич.
– Тротилом ты уже раз рванул, чуть не отравил всех к такой-то матери. А вот насчет ужаса я не понял.
– Может, Памела нам объяснит, почему они от нее шарахаются?
– сказал Петров, почесывая подмышку.
– Ах, я не знаю, - сказала Памела.
– Даже мужчины многие меня побаиваются. Может, в помеле дело. Я все же на Дёму надеюсь. Совсем вы забыли про него, господа.
– На Дёму надейся, а сам не плошай. А вдруг его подвиг затянется на неделю?
– Натравить на них грибоедов, - предложил Микоян.
– Грибоедов...
– сказал Петров.
– Пойди их пойми. У них же туман в головах. Они ж практически зомби. Они еще хуже грибов, считая прочих за дураков, а себя умными. Сколько уже горя от их ума.
– Я червей-грибоедов имею в виду. Странно, что средь всей этой массы мне еще не попалось ни одного червивого.
– А не получим в результате этого другую напасть в добавок к собственной мафии? Наподобие наших грибоедов, только червеобразных?
– засомневался плотник.
– Не знаю. Но если хотите - рискнем. У меня есть их немного, живут в колбе с грибной трухой. Может, выпустить часть?
– А если их натравить друг на друга? Опят на маслят, подосиновиков на опят. Стравить классы. Лбами столкнуть губчатых и пластинчатых. Разделяй и властвуй, - сказал наторевший в предвыборных передрягах Фомич.
Заседали почти до утра. Всех методов борьбы с грибами и присными - от огнемета до макиавеллизма - набралось около сорока. Решили, как рассветет, некоторые из них использовать.
* * *
В слове утро слышится что-то утраченное - не сон ли? Однако сновидения Дёма не помнил. Осталось от него только тревожное ощущение.
Он проснулся, а проснувшись, прислушался. Воздух полнился пеньем пернатых, воробьи купались в купах дерев. Он еще полежал, расслабившись, наслаждаясь поднебесной акустикой.
От реки слышался плеск. Это Аркадий совершал утреннее омовение. Дёма присоединился к нему. Молоко было уже теплое, словно парное
– А я смотрю, что за рыбешка плещется, - раздался вдруг голос сверху.
– А это не рыбешка, это ребятишка такой. Резвятся с нашим Аркашкой наперегонки. Интуризмом интересуетесь?
Вопрос относился к Дёме, застав врасплох. Он поднял голову на собеседника, растерянно,
– Мы люди военные...
– Во-она как, - сказал собеседник.
Он стоял в десятке метров от киселя, на крутом берегу, прямо над ночным пристанищем плотоводцев. Несомненно, это был хам, одетый в набедренную повязку. Общий облик его был свиреп. Волосы головы переплелись с бородой. На лице ничего почти не было видно. Даже нос прятался в волосах. И из всех этих зарослей выглядывал налитый кровью глаз - один, но жуткий до чрезвычайности. Заплатка на другом глазу добавляла еще свирепости. Утешало лишь то, что в руках у него ничего не было.
Однако это было преждевременное утешение. Одноглазый обернулся через плечо, негромко свистнул, и тут же из кустов на песчаную полосу высыпала целая орава хамов общей численностью до 14-и сволочей. И у каждого что-нибудь да было в руках. Сучья, колья, дубины - предметы деревянного века, и только один был с ржавой совковой лопатой, а еще один с - бивнем какого-то взрослого млекопитающего. Последним спрыгнул на песок и одноглазый, бывший за главаря.
– Бить будете?
– догадался Аркадий.
– А ты думал что? Окружим и станем дружить?
– сказал одноглазый.
Отбиться от них, стоя по колено в киселе, казалось проблематичным. Аркадий сказал:
– И откуда вы здесь взялись?
– В голосе его прорывалась досада.
– Словно ночные кошмары, выпущенные из ночных горшков.
Безобразный образ врага вполне соответствовал сказанному.
– К ПУПу путь держите?
– спросил одноглазый, не обратив внимания на метафору.
– В другое место отогнать дракона хотим, - примирительно сказал Аркадий.
– Вам же без разницы.
– Ты меня очаровал, - сказал одноглазый.
– Я же тебя разочарую. Мы ж ему шею узлом завязали. Так что он вряд ли теперь сможет куда-то летать. Ох, и хохотал я над вами, видя вас на плоту. Весь смех высмеял. Таперича хоть кричи.
Аркадий нахмурился, но промолчал. Их было двое против пятнадцати.
– А это ваш, значит, плотик?
– продолжал предводитель.
– Наш. А что?
– Похож на обломки корабля дураков.
Аркадий и тут промолчал. Дёма оценивал диспозицию.
– Солдатик, слышь, - обратился главарь к Дёме.
– Сделай нам одолжение. Неохота мне в эти кислые киселя лезть. Скрути и сдай его нам, а мы тебе благодарность выпишем.
Дёма, конечно, не откликнулся на это нескромное предложение.
– Или благодати отвалим тебе, сколь хошь. От самого неба по самое небалуй.
Меж тем, четверо хамов отделились от группы и принялись стаскивать плот в реку. Вернее, стаскивали трое, а четвертый пытался им это действие запретить.
– Разрешите подумать, - сказал Дёма, вычитая из пятнадцати тех троих, что отчалили. Четвертый, пометавшись по берегу, кинулся в реку и тоже влез на плот, отчего тот угрожающе накренился. Дёма и его вычел.