Обман Инкорпорэйтед (сборник)
Шрифт:
– На что это ты уставился? – требовательно спросил его Джимми.
– Ни на что.
– Кого-нибудь увидел?
– Нет. – Это была правда. Он ее не видел. На середину комнаты вышли еще пары. Новые и новые девочки набирались смелости пригласить мальчиков на танец. Джимми все больше нервничал.
– Я пошел, – сказал он наконец.
– Ладно.
– А ты?
– А я останусь.
– Ну и… ну и какашка же ты. – Джимми двинул его кулаком в ребра, подошел к двери и скрылся.
Карл остался один. Ему сделалось грустно. В комнате оглушительно ревела музыка. Вокруг него топтались, шаркая подошвами, парочки. От их голосов
Вернувшись на место, где он стоял раньше, он вдруг увидел ее. Сердце у него в груди перевернулось. Она танцевала, на ней было длинное белое платье и красные цветы в волосах. Она смеялась. Он видел ее зубы, мелкие и ровные. Кожа у нее была смуглой. Испанка или кто-нибудь в этом роде. Глаза у нее были большие и яркие.
Тоска накрыла Карла, странная тоска, сладкая, как пунш. От тоски у него заболело все тело. Он придвинулся к краю толпы нетанцующих мальчишек.
Пухлая девчонка схватила его за руку.
– Потанцуем? Потанцуем?
– Пусти. – Он сердито увернулся. Толстушка бросилась за кем-то другим, смеясь и толкаясь.
Музыка смолкла. Джимми вернулся в зал, проскользнув на место рядом с Карлом.
– Ну как? – спросил он.
– Что как?
– Танцы.
– Я не танцевал.
– Сроду не думал, что в лагере танцуют, – сказал Джимми. – И кто только такое выдумал?
Долгими ночами было очень тихо, все вокруг спали, нигде не горел свет. Иногда Карл просыпался и, прислушиваясь, лежал в теплом спальнике, откуда наружу торчала только его голова. Ночной ветерок шевелился в кронах деревьев, которые росли у реки.
Карл лежал и слушал. Из темноты доносились какие-то шорохи. Звери? Как-то утром он проснулся и увидел серую белку, она стояла на его спальнике. В воздухе висел туман. Все еще спали. Белка стояла столбиком, серая и прямая, как стрела. Вдруг она стекла с него на землю, взмахнув пушистым хвостом. Скачками она помчалась к большому красному дереву и взлетела по его стволу.
Позже, когда туман рассеялся, на кухне загремели посудой. Лежа в теплом спальнике и дожидаясь гонга к завтраку, Карл прислушивался к звукам с кухни, которым с реки отзывалось эхо: глухой стук, похожий на удары далекого барабана. Оно казалось особенно странным на фоне журчания реки и векового молчания листвы, земли и деревьев.
Здесь все было совсем не так, как дома. Обычная жизнь казалась нереальной. Как сон. Его комната, микроскоп, марки. Картинки. Книги, пластинки, бесконечные ящики и стопки. Душная, запертая комната. А здесь воздух был прозрачным и свежим. Видно было на мили вокруг, зеленые холмы и деревья уходили вдаль. В воздухе пахло деревьями, влажной землей. Ощущение камней под ногами. Ледяная вода. Сухой песок на коже.
Он заплатил десять центов, чтобы прокатиться в каноэ до моста. Берега были покрыты камнями. Бесконечные серые каменные россыпи. Он плыл по течению, предоставив каноэ своей воле. Он забыл, что аренда стоила ему десять центов в час. Положил весло, вытянулся на дне лодки и стал слушать журчание воды и тишину леса.
Лодка плыла все дальше и дальше. Лагерь остался далеко позади. Он пошевелился. Пора было возвращаться. Он остался
Но здесь совсем никого не было. Он вглядывался в крутые берега, которые обступали его с двух сторон: спутанные ветки кустов, старые корни, крошащуюся почву. Ряды деревьев, елей, красного дерева, кипарисов, сосен. Какая-то птица вскрикнула и полетела прочь. Сойка. Совсем один. Ему даже стало грустно, но это была приятная грусть. В ней была сладость. Странная грусть. Как будто каноэ все быстрее несло его по течению меж крутых берегов. Навсегда унося его от всех, кого он знал раньше.
Он взял весло и развернул каноэ. И стал грести назад.
Ночью он слышал реку. Не видел, но знал, что она там. Совсем близко, только перейти тропинку и спуститься с холма. Вечно бегущая, несущая кусочки коры, прутики, листья. Ветки и листья прямо в океан.
Карл смотрел в темное небо. Над верхушками красных деревьев мигали звезды.
Он видел очертания деревьев, они колоннами вставали со всех стон, подпирая небо. Он думал о девочке, о той девочке с темными волосами. Увидит ли он ее снова? Две недели пролетали быстро. На том берегу реки была ее палатка, где-то на том берегу. Она была там, за водой, тихо спала.
Он закрыл глаза. Когда он открыл их снова, первые щупальца серого тумана уже протягивались вокруг. Было утро. Смутный, рассеянный свет был повсюду. Звезды исчезли. Карл дрожал. Кругом было очень тихо и холодно. На койке рядом с ним хрюкнул и повернулся на другой бок Джимми.
Карл лежал и смотрел. Вокруг него плыл туман. Его лицо стало влажным. Теперь он видел реку. Поверхность широкая, как бледный камень. А на той стороне берег, деревья, корни, ползучие растения. Древние переплетенные корни.
Немного погодя он выскользнул из спальника. От влажного холода его трясло. Кругом стояла тишина. Весь мир молчал. Запахнув покрепче хлопковую пижаму, он зашлепал через тропу к береговому склону, спустился вниз, осторожно ступая. Все замерло. Повсюду стелился туман. Он оказался у подножия. Рядом была вода, плоская непрозрачная поверхность. Она двигалась так медленно, что казалось, она стоит на месте. Но это было не так. Вот мимо проплыла ветка, черная от воды, холодная, затвердевшая, листья на ней безжизненно повисли.
Карл сидел на склоне у края воды. Шло время. Он не чувствовал холода. Туман начинал редеть. Но цвет не возвращался. Небо, вода, деревья – все было плоским и скучным. Серым. Мир, населенный призраками, безмолвными фигурами.
Он задремал. А когда открыл глаза, на том берегу ручья стояла она. Он весь окоченел от неподвижности, окоченел и замерз. Она смотрела на него. И молчала. Карл и девочка смотрели через серую реку друг на друга.
Птица мелькнула между деревьями. Откуда-то сверху по реке донесся гулкий раскатистый звук. Это повара на кухне начинали свой день. Девочка стояла между двумя деревьями, положив руку на один ствол, у самой кромки воды. На ней было что-то вроде серого халата. Волосы у нее были длинные и черные. Глаза тоже черные. А зубы мелкие и ровные. У нее был чуточку приоткрыт рот. Облачко пара срывалось с ее губ всякий раз, когда она делала выдох.