Обман

Субботина Айя

— Только попробуй еще раз назвать меня бабником, — выдвигаю встречные условия.

— Бабник! — зло щурясь, выкрикивает она.

И я обескураживаю ее пазухой. Просто стою и ничего не делаю. Улыбаюсь во весь рот, словно она только что меня похвалила, а когда Молька начинает щуриться, быстро обхожу стол и успеваю перехватить обе ее руки, когда она пытается защитить свое личное пространство от моего вторжения.

— Ты что делаешь? — Ее злость быстро сменяется паникой, стоит подтолкнуть Мольку к

столу.

Нагло ухмыляюсь и, усаживая Веру задницей на столешницу повторяю за ней:

— Я называю это «профилактической установкой мозгов».

Любой мужчина, когда получает собственный отдельный кабинет, мечтает о том, что когда-нибудь, прямо на вот этом рабочем столе, у него случится крутой быстрый секс с роскошной и на все согласной женщиной. Он думает об этом почти каждый раз, когда в завалах бумаги разных отчетов намечается просвет полированной или покрытой лаком древесины. Думает о том, будет мифическая красотка лежать или сидеть, или просто упрется ладонями в стол, призывно отклячив задницу.

Я — не исключение.

И секс в кабинете у меня был. Много раз. В таких позах, что об этом даже порно не каждый отважиться снять. Все мои сексуальные фантазии осуществились с избытком.

Но с Молькой все равно какая-то мистика, потому что с ней у меня каждый раз — как первый. И даже несмотря на каменный стояк и реально трещащие по швам трусы, я конкретно очкую, когда двигаю ее роскошный задок дальше, «вглубь» стола, вынуждая развести ноги на максимальную ширину, иначе мне просто не притиснуться к манящей развилке.

— Червинский, если ты прямо сейчас не остановишься…

Я сглатываю, уговаривая себя не обращать внимания на совсем не игривый тон ее голоса.

Это же притворщица Молька: она несколько лет успешно дурачила меня, прикидываясь страшилищем, так что я не поведусь на смену интонации. Даже если она звучит весьма правдоподобно. До такой степени правдоподобно, что мои яйца обретают способность телепатической передачи мыслей и настоятельно требуют не повторять прошлый подвиг и держать их подальше от острых колен ненормальной козочки.

— Марик, я же не шучу, — еще на полтона понижает голос Вера, но я решительно и бесповоротно проталкиваю бедра между ее ног.

И почти готов к тому, что через секунду два острых каблука гвоздями впиваются мне в лодыжки. Пока отчаянно жую нижнюю губу, сдерживая болезненный вопль, моя адская козочка «крайне удивленно» вскидывает брови и явно раздумала бежать, потому что как раз примерятся ладонями к столешнице, опираясь назад ровно под таким углом, чтобы с высоты моего роста открывался самый лучший вид на ее грудь. С тугими сосками, которые бесстыже торчат под тканью маленькими косточками.

Жертва вдруг поняла, что Хищник не то, чтобы очень клыкастый и можно попытаться загрызть его

на его же территории — вот как называется это взгляд. И вряд ли я когда-нибудь придумаю более короткое определение.

Если каждое наше занятие любовью будет сопровождаться такими фейерверками, мое либидо будет живо до ста лет!

Но шутки в сторону, Марик. Пока показать этой засранке, кто в доме хозяин, потому что она, судя по триумфальной ухмылке, решила, что секс будет только после ее «хочу» и так, как ей захочется.

Хрен там плавал.

Я нарочно провожу языком по нижней губе, на которой у меня конкретная рана от зубов.

Завтра заставлю целовать меня целый день, буду корчить грустные рожи и требовать обезболивающее. А сегодня, пожалуй, начну с рубашки. Точнее, с галстука.

— Червинский, ты совсем двинулся? — уже не так смело спрашивает Вера, наблюдая за тем, как мои пальцы распутывают узел галстука. — В приемной сидит твоя секретарша.

— Она умница и не ломится в кабинет без приглашения, если знает, что я не один.

На самом деле — пару раз ворвалась, и получила за это «на орехи», так что теперь, я уверен, от греха подальше просто тихой сапой сбежит пораньше, тем более, время как раз подходящее.

— Я тебя не хочу, — очень смело заявляет Молька, стараясь на смотреть на пальцы, которыми я нарочно медленно выталкиваю пуговицы из петель рубашки.

От ворота вниз, по одной, даже не трудясь раздвинуть полы, потому что сегодня на мне белый шелк, а загар с поездки на острова приобрел именно тот оттенок, который заставит Мольку хотеть облизать меня с ног до головы.

Ну и что, что позерствую?

Хочу видеть, как упрямая коза снимет маску пофигизма и вопьется в меня взглядом. А потом хорошо бы и губами. Ниже пояса.

— Если ты не прекратишь раздеваться… — Голос Мольки срывается, она сглатывает и пробует повторить предложение с начала, но на этот раз не может одолеть даже первое слово.

— Ты меня зацелуешь до смерти? — предполагаю я, расправляясь с последней пуговицей.

Лениво вынимаю полы рубашки из-под ремня, и снова кривлюсь, потому что Вера еще сильнее вжимает каблуки мне в ноги. — Копытца убери, козочка, а то придется найти твоим ногам более подходящее место.

Она фыркает, сверкает темным взглядом.

Понятия не имею, что за каверзу задумал ее гениальный мозг, но точно что-то покруче моего недо-стриптиза.

Вера тянется навстречу, хватко сжимает в кулаке ткань рубашки и ведет каблуком вверх по моей ноге, пока я не чувствую острый угол где-то почти возле задницы. Она нажимает сильнее, вынуждая толкнуться бедрами у нее между ног. Такая горячая, порочная и каким-то непостижимым образом совершенно невинная. Словно танцующая стриптиз монашка!