Обманутая
Шрифт:
— Замечательная похлебка. Очень вкусная.
— Ты живешь в доме на обрыве? — спросил мужчина. У него был хриплый голос курильщика, хотя и не такой зловещий, как можно было бы предположить по его виду.
Джефф решил, что у него нет другого выбора, кроме как отвечать.
— Если имеется в виду тот, что на холме, то да.
— Мы слышали, его купили.
Джефф кивнул и проглотил еще одну ложку похлебки.
— Должно быть, холодно.
— Г-мм.
— С чего ты там поселился?
Джефф готов был к подобной
— Я хотел иметь собственный дом, а этот стоил дешево.
— Он разваливается на части.
— Ага. Зато он мой.
— Ты откуда?
— Пенсильвания.
— Откуда там?
— Из западной части штата.
— Почему уехал?
— Моя мать умерла, не стало смысла оставаться.
— Что там делал?
— Учил.
— Что будешь делать здесь?
— Читать и думать. Может, писать. — Джефф подумал, что если предыдущий владелец хижины был писателем, почему бы ему тоже им не стать.
— Что писать?
— Не знаю. Я еще не решил.
— Твоя мать, наверное, оставила тебе кучу денег, — хрюкнул мужчина.
Но прежде чем Джефф успел ответить, вернулась официантка.
— Можно, я теперь приму у него заказ, папа?
Лицо мужчины помягчело, как только он повернулся к ней.
— Давай, Глори. Я пойду на кухню. — Он бросил на Джеффа взгляд, говоривший, что ему есть еще о чем спросить, но он отложит это до другого раза, после чего заковылял прочь.
Джефф взглянул на официантку, застывшую в ожидании с карандашом и блокнотом.
— Папа? Его так зовут?
Она покраснела.
— Нет, это я его так называю. Он мой отец. На самом деле его зовут Гордон.
Джефф не мог не улыбнуться, услышав, как нараспев она это произнесла, но она хорошо это сказала. Учитывая то, как говорил отец, ее речь была превосходной. Казалось, она следит за ней с таким же вниманием, как и за своими манерами. Она говорила как человек, получивший образование, хотя и не полное. Это было странно.
Поймав себя на том, что пристально глядит на нее, Джефф поспешно вздохнул.
— Это ему принадлежит ресторан?
Она кивнула.
— А меня на самом деле зовут не Глори, а Глория, но все здесь называют меня Глори. Вы тоже можете, если хотите.
Джефф не собирался заводить знакомства в городе и тем не менее непроизвольно кивнул:
— О’кей, — и, помолчав, добавил, ощутив исходящую от нее нежность: — А ты можешь звать меня Иван.
— Тебя так зовут?
Он кивнул.
— Иван, а дальше?
— Уолкер. Иван Уолкер. — На это имя он купил дом. Это же имя стояло в свидетельстве о рождении, карточке соцобеспечения и водительских правах, которые лежали у него в портфеле. Иван Уолкер — по крайней мере тот, что родился в Южном Коннелсвиле в Пенсильвании в 1948 году — умер два года назад, но об этом никому не было известно.
— Красивое имя. Я рада, что вы здесь живете. Отсюда
— Глори! — раздался крик из кухни. — Взяла заказ?
Глори быстро преобразилась в официантку и с виноватым, чуть ли не испуганным видом поднесла карандаш к блокноту.
— Вы решили, что будете есть?
Джефф взглянул на разрозненные части меню. В нем значился кусок мяса с костью, что звучало аппетитно, но стоило дороже остального, поэтому Джефф не стал заказывать его. Гордон и так уже решил, что он лентяй с деньгами. Не желая, чтобы подобное мнение о нем утвердилось, он стал подыскивать что-нибудь подешевле.
— Как ваша тушеная говядина?
— О, замечательная. Папа готовит свежую каждое утро. Он кладет в мясо морковь, картошку и лук, и подается это с пшеничным хлебом; а, если хотите, вместо хлеба я могу принести вам простые булочки.
— Пшеничный хлеб, прекрасно. А порции? Приличного размера? — Уже от одних ее слов у него потекли слюнки. Ему казалось, что он готов съесть лошадь.
— Вполне приличные порции, — ответила она совершенно искренне. — А если вам будет недостаточно, я могу принести добавки. Папа позволяет мне это делать, особенно в это время дня. У нас больше всего посетителей в ленч. Папа не любит выбрасывать пищу в конце дня, а утром он все равно готовит заново.
— Тушеное мясо будет замечательно, — решил Джефф и принялся доедать похлебку.
К моменту, когда он с ней покончил, Глори принесла мясо, и оно ничуть не уступало ее описаниям. Пшеничный хлеб тоже был хорош, и он попросил добавки и того и другого, завершив все яблочным пирогом и еще одной чашкой кофе. Вспоминая изысканные блюда, которые готовила Лаура, он не мог припомнить ни одного, которое доставило бы ему столько удовольствия.
Конечно, отчасти это было вызвано тем, что целую неделю он провел в одиночестве и впервые за неделю ощутил себя человеком, а Глори была одним из самых мягких людей, каких он когда-либо встречал. Остатки кофе он допивал как можно медленнее, не желая вставать и уходить. Мысль о возвращении в хижину на откосе не привлекала его.
Но это было неизбежным. Хижина — его укрытие, пока он не примет решения, куда отправляться и что делать. Поэтому он заплатил по счету смятыми однодолларовыми купюрами, которые запихал себе в карман, оставил щедрые чаевые Глори и попрощался. Затем он двинулся по улице к магазину.
Внутри было с полдюжины покупателей. Сторонясь людей, он купил головку сыра, дюжину яиц, несколько упаковок апельсинового сока и пригоршню шоколадок «Херши».
— Холодновато там, на холме, — заметил кассир, когда он расплачивался, и Джефф узнал в нем одного из мужчин, сидевших за стойкой в ресторане.