Обманы зрения
Шрифт:
У него была жена и четверо детей, которых, по слухам, он обожал и держал под суровой охраной сперва во дворце на Рублевке, а затем и в городе-герое Лондоне, куда позже по его примеру стали пачками переселять свои семьи сильные мира сего.
Все эти истории старательно пересказывались и обмусоливались в прессе, по радио, по телевизору…
И никто достоверно не знал, что именно из ходящих о Льве Яковлевиче Барковском многочисленных сказаний было близко к истине, а что являлось плодом буйной фантазии щедро проплаченных баснописцев. Последнее было больше похоже на правду. Фотографии Льва Яковлевича не сходили со страниц газет, и редкий выпуск теленовостей
Барковского дружно ненавидело всё население страны — от пионеров до пенсионеров. Если в государстве что-либо шло наперекосяк (а по-другому никогда и не бывало), то организатором и виновником бед и неурядиц, как правило, считался вездесущий олигарх и его разнообразные интересы.
Все годы существования «Глаза-Алмаза» Ада терялась в догадках, откуда Митя мог знать знаменитого Льва Барковского, и каким образом его удалось уговорить вложить совсем немаленькие деньги в создание медицинского центра. Предположить, что инициатива в этом проекте исходила от Льва Яковлевича, мог только человек с изрядной фантазией. Митя же, порой скрытный до неприличия, на вопросы отвечал крайне туманно и неохотно.
И вот теперь Ада исподтишка разглядывала маленького человечка в очень дорогом темном костюме, ботинках из кожи питона и тысячедолларовом галстуке. Он же немного поскакал по довольно просторному кабинету, повертел в пальцах две-три безделушки, стоящие на угловом столике, а затем стал ковырять старинный письменный прибор, притащенный Митей из дома: бронзовый задумчивый Шекспир на мраморной подставке в окружении пузатых хрустальных чернильниц. В чернильницы, знала Ада, Митька любил пихать нужные бумажки. Олигарх Барковский и туда заглянул. Даже, вроде, принюхался. Потом вдруг повернулся к Аде и уставился на нее черными блестящими, чуть навыкате, глазами.
— А вы, я полагаю, и есть та самая доктор Третьякова, встреча с которой входит в обязательную программу моего посещения данного учреждения, — скорее утвердительно, чем вопросительно пробормотал он, сосредоточенно вертя в руках тяжелую бронзовую крышку чернильницы. Митя, рывшийся в шкафу, немедленно выглянул из своего угла, открыл было рот, но потом почему-то хмыкнул, пожал плечами и спрятался обратно.
Ада, ожидавшая от него активного участия в предстоящем разговоре, ну или хотя бы каких-то официальных представлений, слегка оторопела и, поднимаясь с дивана, растерянно поглядела на Льва Яковлевича.
— Да, это и есть я, — промямлила она неуверенно, как будто сомневаясь в своих словах.
— Будем знакомы, меня зовут Лев Яковлевич, — довольно насмешливо представился важный человек, вроде как прикалываясь — ну неужто может ему повстречаться кто-то, кто не знает его имени!
— Ариадна Александровна, — не принимая подачи, сдержанно ответила Ада, пожимая протянутую ей руку. Рука оказалась теплой, шершавой, и подрагивала в ее ладони. Олигарх подумал-подумал, наклонился и поцеловал длинные пальцы рыжеватой докторши. Она была ничего, изящная, миленькая; очень старательно его не разглядывала — поди, воспитанная; да и Митька за нее просил. Ну, посмотрим, посмотрим, что она станет рассказывать, какие такие сказки. Дело-то, в общем, и выеденного яйца не стоит, но захотелось пойти Митьке навстречу, да и на собственность свою поглядеть было не грех.
Сейчас начнет просить — все они
— Присядем, Ариадна Александровна! — галантно пригласил маленький человечек — ростом он был едва ли с невысокую Аду, — и повел ее к длинному столу. Обычно за этим столом рассаживались сотрудники во время совещаний. Сейчас на его благородно-матовой поверхности были аккуратно расставлены изящные кофейные чашечки, на специальной спиртовке гордо стоял кофейник, а вокруг расположились тарелки с крошечными сложными бутербродами, разнообразными пирожками, тонко нарезанным лимоном. Сбоку скромно примостилась бутылка коньяка Hennessey XO в окружении хрустальных коньячных бокалов. Тут явно постаралась Митина секретарша Лина, большая мастерица по организации разных приемов, праздников и просто посиделок в тесном кругу.
Ада вяло примостилась на мягком скрипучем стуле.
Почему-то именно ей всегда доставалось единственное скрипящее сидение в Митином кабинете. Поначалу она пыталась сломать эту традицию. Но стул был неумолим. Он коварно оказывался каждый раз на новом месте, подкарауливал свою жертву и самозабвенно отзывался отчаянным скрипом на ее малейшее движение. Постепенно Ада привыкла к назойливому предмету мебели, перестала раздражаться и спокойно отсиживала на нем все совещания. Стул довольно хрюкал, почувствовав на себе знакомую попу, и, казалось, даже становился со временем всё удобнее.
Лев Яковлевич уселся напротив, по-хозяйски зазвенел чашками, начал передвигать тарелки, сразу же сунул в рот пирожок, затем ухватил бутылку, одобрительно покрутил ее, ловко откупорил и плеснул тёмноватую душистую жидкость в рюмки. Смешно принюхался, сделал маленький глоток, удовлетворенно покивал, а затем вопросительно посмотрел на Аду.
— Ну, рассказывайте. Митя говорил, вам нужна помощь. Так я вас слушаю.
— Лев Яковлевич, прежде всего, спасибо, что согласились встретиться со мной, — чуть помолчав, начала Ада неоднократно отрепетированную речь. — А проблема заключается в следующем, как вам, наверное, говорил Дмитрий Борисович: по семейным обстоятельствам мне срочно нужны деньги, и я хочу продать свою долю Центра.
Это была их с Митькой тайна. Уговаривая подругу перейти на работу в открывающийся «Глаз-Алмаз», Митя сообщил ей, что, став его заместителем и ведущим хирургом Центра, она получит право на небольшую часть фирмы. Как, собственно, и он сам. Львиная доля предприятия, конечно, принадлежала лицу, полностью финансировавшему проект, а именно господину Барковскому. Однако, вышеупомянутый господин исповедовал принцип личной заинтересованности кадров в конечном результате работы. И вот именно поэтому он был готов дать по маленькому кусочку создаваемой клиники его ведущим специалистам.
Аде всё это показалось странным и непривычным, она подозревала, что на деле будет совсем не так. Однако, при оформлении трудового договора, был подписан ещё один документ, закрепляющий за ней чуточку «Глаза-Алмаза». Всё было оформлено честь по чести, но всё-таки выглядело несколько нереально. По уговору с Митей, никто про это не знал — ни сотрудники, ни друзья-родственники. Даже отцу Ада не рассказала про этот документ — что уж там говорить о муже.
— Продать мне надо очень быстро, — продолжила Ада, — и я хочу попросить вас ее у меня купить. Надеюсь, вы понимаете, что на качестве моей работы это не скажется.