Обнажённые ритмы
Шрифт:
У МЕНЯ КУПИ, ЙОЙО!
— У меня купи, йай'a!
У меня купи, йой'o!
Покупай душистый перец,
и бобы, и кимбомб'o!
У меня купи, йайа!
У меня купи, йой'o!
О, где же ты, чёрная Мина?
Теперь уже Мина моя
не крикнет прохожим, шагающим мимо:
— Купи баклажаны, йайа!
Купи по дешёвке, йойо!
Купи по дешёвке, йайа!
Веселая
теперь уже ей не нужна,
она уже больше не ходит с корзиной,
и очень зазналась она.
На улицах песен её не ищи —
она их поёт микрофону,
и просят у чёрной Мины хлыщи:
«Автограф, донья Ивоне!»
О, как я тоскую в стенах городских!
По улице узкой, далёкой
идут негритянки, и губы у них
окрашены тапиокой.
— У меня купи, йайа!
У меня купи, йойо!
Покупай душистый перец,
и бобы, и кимбомбо!
Дёшево отдам, йайа!
Дёшево отдам, йойо!
Теперь ты едва ли отыщешь
у нас негритянку такую:
ну чем торговать ей нынче?
Собою она торгует.
Где ты, забытая площадь
миндаля и терпкого тмина,
площадь корицы и соли,
площадь гвоздик и жасмина?
Где же ты, город мой милый,
город ванили и перца?
Где же ты, песенка Мины,
сладкая память для сердца?
Где город далёкого детства,
с шорохом веток зелёных,
с окошками в занавесках,
с гвоздиками на балконах?
Где его звонкие песни
на улицах раскалённых: —
У меня купи, йайа!
У меня купи, йойо!
Вот мой город гвоздик и корицы;
пусть другие забыли о нём —
он в тоске моей сохранится,
сохранится он в сердце моём.
Андрес Элой Бланко
ВЫПЕЙ ЗАЛПОМ
Когда у Хуана Бимбы
был грипп и ломило суставы,
и трясла его лихорадка,
и кололо то слева, то справа,
доктор ему прописал
хинин, рыбий жир и травы.
— Ой, мамочка, лучше подохнуть,
чем выпить этой отравы.—
А мама ему говорила:
— Выпей, Хуан,
при гриппе
могут быть осложненья,
ты зажмурься и залпом
выпей.
Выпей залпом, мой мальчик,
выпей залпом;
выпей
выпей залпом;
лучше залпом, мой негр,
лучше залпом.—
И мама его целовала.
— Ой, мама, как это горько!
— Что поделаешь, Хуан Бимба!
Залпом, до дна, да и только!
Семнадцатого апреля,
кобылу свою пришпоря,
с навахой в кармане, Бимба
поехал в сторону моря.
С распоротой грудью парня
домой притащили вскоре.
— Ой, лучше б меня убили!
Горе мне, старой, горе.—
И прошептал Хуан Бимба, матери руку гладя:
— Выпей горе своё, старушка,
не глядя.
Выпей залпом, мама,
выпей залпом;
вылей залпом, родная,
выпей залпом;
выпей залпом, седая,
выпей залпом;
лучше залпом, голубка,
лучше залпом,—
И мама его целовала.
— Ой, сыночек мой, как это горько!
— Что же делать, моя старушка!
Залпом, до дна, да и только!
Хозяин с людьми нагрянул,
да и хозяйничать начал:
увёл и вола и кобылу,
забрал и невесту и ранчо,
всё взял, а Бимбу в солдаты
упёк ко всему в придачу.
Слёзы из глаз покатились,
жгут губы солью горячей.
— Ой, мама, не выпить мне слёзы
этого горького плача.—
А мать ему говорила,
по волосам его гладя:
— Выпей, мой мальчуган,
залпом, до дна,
не глядя.
Выпей залпом, мой горький,
выпей залпом;
выпей залпом, малыш,
выпей залпом;
лучше залпом, мой негр,
лучше залпом.—
И мама его целовала.
— Ой, мама, как это горько!
— Что поделаешь, Хуан Бимба!
Залпом, до дна… да и только!
РЕЧЬ НЕГРИТЯНКИ ИППОЛИТЫ, КОРМИЛИЦЫ БОЛИВАРА
Видали такое? Мальчонку — драть!
За что же, скажите, мальчонку драть?
Ну да, вы ему мамаша!
Но и мне не чужой Симон!
Не спорю, воля, конечно, ваша,
но всё же я тоже ему мамаша!
И чтобы не драли парнишку,
хозяйка Консесьон!
Оставьте его в покое —
иначе я не смолчу!
И пускай он будет неряха,
и пускай он будет невежа,
и пускай он будет драчун!
От него достаётся белым?
От него достаётся чёрным?
Достаётся всем от него?
Ну так что ж, и пусть их дубасит,
и пускай фонарей им наставит,
и пускай им носы расквасит.
Значит, и стоят того!
Вовсе не злой мой мальчонка,
и пусть всё будет как будет,