Обнажённые ритмы
Шрифт:
шелковой и тростниковой.
Снижайся и — в небо снова.
Осторожней на поворотах!
Не трусь, возьми себя в руки!
Змей, набирай высоту!
Выше, смелей, мулатка,—
ведь музыка рвёт и мечет!
Лети, ни о чём не думай,
бечёвка не вся ещё вышла.
Чем больше веселого шума,
тем ты взлетаешь выше.
Ловко!
Ещё повыше!
Бечёвка
По кругу
лети,
по кругу!
Если лопнет бечёвка,
плохи твои дела!
Похоже, тебя качает?
Не хватает противовеса.
Ослабь на минутку бечёвку —
на землю тогда не рухнешь.
Расстегни своё белое платье,
плывя сиреною в румбе…
Тебя все ещё качает?
Так это — ромовый ветер.
Ты падаешь…
В чём же дело?
Да ты, никак, захмелела.
Пока не унёс тебя ветер,
заставлю тебя приземлиться. Сматываю бечёвку…
(Наматывай музыку, парень,
на скрещение клаве!)
Спускайся,
бумажный змей.
Устал, мулаточка, ждать я…
Падай в мои объятья!
Николас Гильен
ЛИТТЛ-РОК
Роняет слёзы музыка блюза
в это ясное утро.
Плачет блюз под свистящим бичом
белого Юга. И дети,
чёрные дети,
под конвоем учителей
в школу страха идут…
Их по классам разводят,
обучать их будет Джим Кроу,
дети Линча сидеть будут рядом,
и на партах, на каждой парте,
перед каждым чёрным ребёнком
изойдёт чернильница кровью,
карандаш костром запылает.
Вот он — Юг. В вечном свисте бича.
Юг зловещим пятном гангрены
разлился под жестоким небом,
пусть чёрные дети не ходят
в школу, где учатся белые.
Пусть тихонько сидят себе дома,
пусть-ка лучше (так будет лучше)
перестанут стучаться в двери,
перестанут по улицам шляться,
перестанут девочек белых
провожать восхищённым взглядом
(а то ведь недолго до пули).
Им останется — yes,
низко кланяться — yes,
на колени — yes,—
становиться.
В нашем мире — yes,
равноправны все,—
разглагольствуют представители
президента. А в это время
маленький беленький мячик,
шаловливый беленький мячик,
президентский (от гольфа) катится,
словно крошечная
по траве зелёной и чистой,
сочной, девственной, шелковистой
катится мячик — yes.
А теперь,
господа и дамы,
юноши, девушки, дети,
старики с бородами и лысые,
негры, мулаты, индейцы,
подумайте, что станет с вами,
что станет со всеми на свете,
если весь мир станет Югом,
под свистящим бичом застонет,
обольется кровавым потом,
станет Литтлом и станет Роком
и зловещим пятном гангрены
разольётся под общим небом…
Задумайтесь на мгновенье,
представьте себе всё это.
ГОЛОД ИДЁТ ПО КВАРТАЛАМ…
Голод идёт по кварталам,
шарит по жёлтым лицам
и по телам исхудалым,
на скамейки бульваров садится,
жмётся к домам обветшалым…
Светит ли солнце или луна —
голод неистов в своём движенье,
от него пьянеют, как от вина:
мутит, и в глазах темно,
но это губительное опьяненье —
на отраву похоже вино.
Голод гложет вест-индский «рай» —
Антильские острова…
Здесь по ночам проститутки царят,
бары кишат матроснёй,
со всех морей пираты спешат
сюда, как к себе домой.
Здесь в притонах торгуют морфином,
кокаином и героином.
В кабаках от хандры и привычной боли
шампанское хлещут под вопли джаза —
люди верят в могущество алкоголя,
как верят в рассвет средь ночного мрака,
как верят в новое средство от рака,
хоть вся душа уже в метастазах.
Грядущее жаждут они постичь,
из недр его вырвать секрет —
на вечный вопрос найти ответ:
«Во имя чего жить?»
Толстосумам во фраках модных
голод колет глаза:
спровадить бы всех попрошаек голодных
подальше, пинком в зад.
Власть ненасытная и слепая
держит лапу на спуске курка,
покричит и под дулом пасынок «рая»,
что чёрств его хлеб и похлёбка жидка.
МЫ ПРИШЛИ
Вот мы уже здесь!
Речь, как влага лесная, струится из наших губ,
жаркое солнце проснулось
в крови наших вен.
Не дрогнет весло
в сильной руке!
Пышные пальмы качаются в глубине наших