Обольститель и куртизанка

Кэмпбелл Анна

Теперь Эрит горько сожалел, что пошел у нее на поводу и не настоял на откровенном разговоре. Неопределенность явно тяготила Оливию, как и его самого.

– Прости, Перри, – прошептала она, на мгновение, сбросив маску светской любезности. – Я ничего не могла с собой поделать.

То, что случилось прошлой ночью, мучило Оливию. Эриту страстно хотелось объясниться, но он не мог увезти свою спутницу с бала по случаю дня рождения ее лучшего друга. Досада терзала его, как полчища голодных крыс.

– О, дорогая, – с искренним сочувствием

воскликнул Монтджой.

– Порадуйся за меня. – Голос Оливии надломился. Она протянула руку, и лорд Перегрин сжал ее ладонь. Эрит с испугом заметил, что пальцы ее дрожат.

– Не могу, – сурово произнес Монтджой, понизив голос, чтобы никто из гостей не мог его услышать. – Когда все закончится, я буду рядом, чтобы собрать осколки.

– Это не греческая трагедия, черт побери, – яростно выпалил Эрит.

Лорд Перегрин повернулся к графу. В глазах его полыхала ненависть.

– Нет, это трагедия, черт вас побери.

– Перри, не нужно, – огорченно прошептала Оливия. – Не будем омрачать праздник.

Монтджой резко вскинул голову, словно внезапно осознал, что холл не место для приватных бесед. Но суровое, непреклонное выражение его лица говорило о том, что он намерен высказать Эриту все до конца, когда представится случай.

Граф притянул Оливию к себе и, отвечая на вызов, смерил Перегрина надменным взглядом.

– Вас это не касается, Монтджой.

– Меня заботит Оливия, – ядовито процедил Перегрин.

– Оливия – моя забота.

– Прекратите, вы оба, – сердито прошипела куртизанка. – Вы ведете себя как два школяра. Я не кость, из-за которой сцепились собаки. Я свободная женщина и предпочитаю сама принимать решения.

Эрит понял, что действительно вел себя как свирепый мастифф, охраняющий ягненка от голодного волка. Но какие бы чувства они с Монтджоем ни испытывали друг к другу, в конечном счете, оба желали Оливии добра.

Граф повернулся к своей спутнице. Голос его смягчился:

– Ты права, Оливия. Я приношу свои извинения. Сегодня торжество. – Эрит поклонился куртизанке. Подняв голову, он заметил, что яростная гримаса на лице Монтджоя сменилась изумлением.

– Господи, – выдохнул Перри. – Не могу поверить.

– Что? – недоуменно нахмурилась Оливия.

Лицо молодого лорда осветилось очаровательной улыбкой. Наклонившись, он нежно поцеловал куртизанку в щеку. Этот поцелуй не был похож на те радостные, восторженные поцелуи, которыми Перри приветствовал Оливию; казалось, это касание губ содержит тайное послание, но смысл его ускользнул от Эрита.

– Ничего, дорогая. Я найду тебя позже, и мы потанцуем.

– Перри?

– Иди. Ты столько хлопотала, чтобы устроить это празднество. Должна же ты, по крайней мере, получить от него удовольствие.

Эриту не требовалось дополнительного приглашения, чтобы положить конец нелепой пикировке. Он ввел Оливию в огромный зал, где впервые увидел ее. Салон почти невозможно было узнать. Декорированный под русский зимний дворец

со сверкающими ледяными кристаллами из хрусталя и белоснежными муслиновыми лентами, имитирующими снег, он поражал великолепием. В оригинальном стиле и изящной отделке зала так явственно чувствовалась рука Оливии, что Эрит не смог сдержать улыбки.

Все лакеи – красивые до неприличия, как успел заметить Эрит, – нарядились в казачьи костюмы. Монтджою повезло: ночь выдалась теплая, и просторные белые рубахи с шароварами выглядели вполне уместно.

В углу играл оркестр балалаечников, но звон инструментов тонул в громком жужжании голосов. Эрита несколько раз окликнули, однако тот не отозвался, не желая оставлять свою даму.

Из соседней комнаты доносились приглушенные звуки кадрили в исполнении самого обычного ансамбля. Во время предыдущих визитов Эрит не заметил, что одна стена состояла сплошь из раздвижных дверей. Сегодня они были открыты, позволяя толпе перетекать из салона в бальный зал и обратно.

– Не беспокойся насчет Перри, – проговорила Оливия, идя рядом с Эритом. Лицо ее казалось оживленным, она с интересом оглядывала зал.

Эрит накрыл ладонью ее руку, лежавшую на его элегантном черном рукаве.

– Он лишь пытается защитить тебя, потому что любит. Я восхищаюсь им за это, но и досадую, что славный малый требует от тебя слишком много внимания. Оливия потрясенно округлила глаза.

– Что тебя так удивило? Оливия пожала плечами:

– Меня всегда изумляет, когда я слышу, с какой легкостью ты рассуждаешь о любви. Словно это такая же обыденная вещь, как, скажем, стул, или стол, или, к примеру, карета, дожидающаяся тебя у порога, чтобы доставить в клуб.

Эрит улыбнулся, недоумевая про себя, как такая умная женщина может упрямо не замечать очевидного.

– Не говори глупостей, Оливия. Конечно, любовь существует.

Взяв у лакея с подноса два бокала шампанского, Эрит протянул один Оливии.

– Позволь мне выразить восхищение женщиной, взявшей меня в плен, – произнес он, поднимая свой бокал.

– В самом деле? Почему же тогда я, как и ты, чувствую себя жертвой?

Эрит с улыбкой сделал глоток шампанского, надеясь, что оно охладит бушующий в нем жар.

– Ты отнюдь не жертва, Оливия.

В прекрасных топазовых глазах вспыхнул знакомый решительный огонек.

– На самом деле, Эрит, я рада, что ты пришел сюда вместе со мной сегодня. Это поможет нам сбросить груз старых ошибок и подвести итоги.

Эрит озадаченно нахмурился. Тон Оливии встревожил его. Похоже, настроение у нее изменилось. Чутье предостерегало Эрита: Оливия что-то задумала, и вряд ли ему это понравится.

– О чем ты толкуешь, черт возьми?

– Прошлой ночью ты выиграл пари. – Куртизанка повернулась к толпе. – Друзья мои, я хочу сделать объявление. – Голос Оливии тонул в оживленном гуле, но поскольку многие гости наблюдали за живописной парой, гомон толпы чуть смолк.