Обольститель и куртизанка

Кэмпбелл Анна

К тому времени как слуги ушли, Джулиан успел обуздать свой гнев, а леди Рома уже не выглядела так, будто ее раздирают два противоречивых желания: то ли разразиться слезами, то ли наброситься на отца с кочергой или каминными щипцами.

Оливия горько вздохнула. Как бы ей хотелось ожесточить свое сердце против Джулиана. С каждой минутой ее все больше охватывал гнев. Но сильнее гнева терзала ее острая, мучительная боль: Джулиан пробудил в ней любовь, создал драгоценный храм, а затем грубо, безжалостно разрушил

его. Лучше бы ей никогда не встречать лорда Эрита.

– Подайте чай, Лейтем, – попросила она, когда комната вновь приобрела опрятный вид.

– Нет. – Эрит вскочил с дивана. Привычная властность вернулась к нему. Холодный и бесстрастный, он напомнил Оливии того мужчину, что предложил ей сделку в гостиной у Перри. Этот мужчина был ей неприятен. Подождав, пока дворецкий скроется за дверью, Джулиан продолжил: – Оливия, я должен отвезти Рому домой. Чем дольше она здесь остается, тем больше опасность, что поползут слухи. Слуги нам преданы, и все же...

– Слуги есть слуги, – закончила за него фразу Оливия. Маска светскости надежно скрывала ее истинные чувства. Что толку стенать, что Джулиан разбил ей сердце и разрушил жизнь? Остается только собрать осколки и жить дальше.

Эрит повернулся к дочери:

– Тебя привело сюда лишь пустое любопытство? Если так, эта прихоть может обойтись тебе куда дороже, чем ты думаешь.

В голосе графа уже не слышалось гнева, только горькое разочарование. Щеки его дочери вспыхнули от унижения. Рома смущенно покосилась на Оливию.

– Я хотела поговорить с мисс Рейнз.

Оливия удивленно вскинула брови. Ее изумило, что знатная молодая леди так уважительно говорит о ней. Тем более что прежде дочь Эрита именовала Оливию не иначе как дешевой потаскушкой.

Девочка определенно заслуживала уважения. Да, леди Рома была избалованной и безрассудной, но в ней чувствовался характер. Оставалось лишь надеяться, что Джулиан не сломает ей хребет, прежде чем душа ее засияет в полную мощь.

– Не представляю о чем, – сухо бросил Эрит. Оливия невольно вздрогнула. Разумеется, у грязной шлюхи и прелестной невинной дочери лорда нет ничего общего. За исключением любви к графу Эриту, но такую мелочь Джулиан не принимает в расчет.

– Оставьте леди Рому в покое, милорд, – холодно произнесла куртизанка. – Она понимает, что ей не следовало сюда приходить, и никогда больше не совершит подобной ошибки. – Оливия пересекла комнату и встала рядом с девушкой. – Ваш отец прав, миледи. Я отведу вас наверх, где вы сможете умыться, а затем вам следует покинуть этот дом.

– Спасибо. – Рома поднялась с дивана. Оливия перевела взгляд на Джулиана:

– Я предлагаю незаметно отвести леди Рому в конюшню, а затем посадить в вашу карету, милорд.

Эрит испытующе посмотрел на Оливию, оставив без внимания ее холодно-вежливый, сдержанный тон.

– Да. Мой экипаж

стоит у ваших дверей, едва ли он вызовет чье-то любопытство.

Оливия вывела притихшую девушку из библиотеки и проводила наверх. Отчаяние душило ее, свинцовая тяжесть сковала тело, но не время было предаваться горю. Прежде следовало позаботиться о безопасности Ромы. А потом, да поможет ей Бог, впереди у нее будут долгие годы, чтобы оплакивать свою разбитую жизнь.

– Не торопитесь. Несколько лишних минут ничего не изменят.

– И дадут папе время остыть.

Как ни смешно, Оливия почувствовала себя обязанной защитить своего вероломного любовника. Была в этом какая-то злая ирония.

– Он просто расстроен, потому что любит вас. Леди Рома повернулась к Оливии.

– Отец не слишком умело это показывает, верно? Куртизанка издала хриплый язвительный смешок.

– Конечно. Он ведь мужчина. Но граф готов отдать жизнь, чтобы избавить вас от боли.

– Знаю. Хотя в обыденной жизни его любовь не слишком заметна. – В глазах девушки мелькнула горечь. – Я пришла сюда сегодня полная ненависти к вам.

Кривая усмешка Оливии увяла.

– Сожалею, что вы вообще узнали о моем существовании.

Губы Ромы дрогнули в улыбке. На мгновение в ее чертах проступило удивительное сходство с отцом.

– О, я давно знаю о вас. Ведь вы знаменитость. Все мои подруги мечтают обладать хотя бы половиной вашего очарования. Я отдала бы все на свете, чтобы научиться ездить верхом также легко и изящно. Вы словно родились в седле.

– В детстве я много ездила верхом. – Но между той одержимой лошадьми девочкой и измученной жизнью женщиной, в которую она превратилась, пролегли тысячи миль.

– Я держусь в седле как мешок с картошкой. Отец стыдится показываться рядом со мной.

– Наверное, вы могли бы попросить его дать вам несколько уроков. Иногда нам самим приходится делать первый шаг, даже если с нами обошлись несправедливо.

– Как бы я хотела узнать вас поближе, – тихо произнесла леди Рома.

– О, милая. – Оливия закусила губу, пытаясь сдержать глупые слезы. Слезами горю не поможешь. Эту мудрость она усвоила давным-давно. – Это невозможно. Но я ценю то, что вы сказали.

Оливия наклонилась и обняла Рому, чувствуя, несмотря на кажущуюся уверенность, отчаянную слабость. Какое-то мгновение дочь Эрита оставалась неподвижной, а затем порывисто обхватила руками Оливию и прижалась к ней.

– Спуститесь в библиотеку, когда будете готовы, – сказала Оливия, мягко освобождаясь из ее объятий.

– Папа будет бранить меня всю дорогу домой.

– Он прав в одном: вам не следовало сюда приходить.

– Я ни о чем не жалею.

Прежде чем Оливия нашлась с ответом, леди Рома проскользнула в комнату и плотно притворила за собой дверь.