Оборотень
Шрифт:
– …не слышишь.
То ли шелест листьев, то ли ветер…
Но Реона замерла, с широко распахнутыми глазами глядя на Арион. Потому что звук исходил откуда-то из глубины древесного изваяния, и не мог принадлежать никому иному. Потому что лишь божественный голос мог звучать так, проникнуть в самую душу и на долгий удар сердца окутать его теплом поддержки и понимания.
Реона судорожно сделала вдох, уцепилась за спинку ближайшей скамьи и тяжело осела на сидение.
Глаза из янтаря стали чуть тусклее. И стало ясно, что никаких иных подсказок не будет. Вот только все жрецы и жрицы, кроме разве что последователей,
Это величайшее откровение. Величайший дар. Что-то, о чём Реона не могла даже подумать.
Но от мысли поделиться радостью с Верховным стало зябко. Нахмурившись, жрица качнула головой.
Это было не наставление. Это был совет. Подсказка – для неё одной. Прямой ответ на вопрос, без вуалей и иносказаний.
– Благодарю за откровение, моя богиня.
Поднявшись с лавки, Реона изобразила глубочайший, насколько только могла, поклон.
Подошла к статуе, провела рукой, ощущая привычную шероховатость и, подчиняясь порыву, закрыла глаза, зашептала слова молитвы. Не отнимая рук, щедро делясь своей магией – принося её в дар, как наивысшую из доступных драгоценностей.
Чем больше сил она отдавала, тем сильнее загорались огнём янтарные очи божественной статуи. И тем спокойнее чувствовала себя Реона.
Одной единственной подсказки хватило, чтобы понять и осознать, что требуется сделать.
Слышать и слушать. Разговаривать.
Почему-то лишь сейчас вспомнилось, что и с Кармель они вечно ругались из-за этого. Каждая в своём упрямстве твердила своё, не желая, не пытаясь понять собеседника.
Реоне подумалось, что она совсем забыла, что Мия – принцесса. Твердила это себе, приписывая ей капризность и непослушание, но даже не задумываясь, что девочка наверняка привыкла к иному обращению. К иной жизни. А Реона пыталась на неё давить… Как на ученицу. Но, если вспомнить Кармель, которая в таких случаях лишь сильнее сопротивлялась…
Нахмурившись, Реона с сожалением качнула головой.
Передавила. Слишком зациклилась на том, чтобы Мирта не подумала, что её подруга утеряла свой стальной стержень и размякла. Чтобы даже тени мысли не возникло, будто Реона может быть мягкой к Мии из-за особого отношения.
Слишком давно перестала быть человечной. Слишком срослась с образом несгибаемой, суровой жрицы. Забыла, что может быть иначе…
Проведя рукой по статуе ещё раз, Реона покинула храм. Родные стены давили, стыдили, безмолвно напоминая, что она закрылась в своём коконе жрицы. А сейчас ей хотелось на воздух. Проветрить голову. Выветрить оттуда лишние, неправильные мысли. И, возможно, найти иные подсказки. Как раньше, услышать совет в пении птиц и случайных фразах горожан.
Реона шла неторопливо, бесцельно.
Ей улыбались. С ней здоровались. Желали доброго дня или просили благословения – привычно и обыденно. И жрица не отказывала им. Однако всё сильнее хмурилась, оглядываясь по сторонам.
День сегодня был тёплый, но не жаркий. Однако из детей Реоне попадались или совсем малыши, что копошились в песочницах или траве под присмотром родительниц да бабушек. Но никого возраста Мии или Киры.
Впору было думать о том, что они специально попрятались, избегая
Реона поморщилась и негромко фыркнула себе под нос. Подумала о том, что это уже попахивает паранойей. Дети просто где-то играют, и им нет дела до старшей жрицы, что вдруг втемяшилось задать им пару вопросов относительно произошедшего на площади позавчера.
Да ещё и на главной дороге. Кому интересно будет играть на виду у всех взрослых?
Задумавшись об этом, женщина сама не заметила, как ноги привели её к дому подруги.
– Нет, Кира. Никаких гулять. Ты – наказана!
Голос Мирты звучал непривычно строго и слышен был даже через забор. Реона даже остановилась, недоверчиво прислушиваясь – она не могла вспомнить, когда в последний раз подруга была столь же сурова.
– Ну, ба…
– Нет, Кира! Я всё сказала. То, что я не рассказала Ри о твоём проступке, не значит, что я его прощаю. Арион свидетель, мне стыдно, что моя внучка способна на такую подлость.
– И ничего не подлость!..
– Кирана!.. Уйди с глаз моих в свою комнату... Не буди во мне волка!
Недовольный топот, хлопанье двери и на улице вновь воцарилась тишина. Хотя неполная – птицы по-прежнему пели в кронах вместе с шумом ветра. Да и ворчание Мирты себе под нос разобрать можно было.
Постояв, Реона хмуро покачала головой и прошла мимо. Осознала, что не готова разговаривать с подругой, но вот её разговор с внучкой, услышанный случайно – провидение Арион, не иначе, – предстояло обдумать. В спокойствии одиночества.
Наказание за подлость и проступок, о котором Мирта не рассказала подруге. И Мия, которая упорно не желала признавать своей вины и вела себя так, словно вины не было. Картинка сложилась один к одному и стала кристально ясной.
Ещё одно из того, что Реона «не слышала». Не желала слышать, предпочтя уцепиться за версию о капризной принцессе, какой казалась её внучка. Это не объясняло того, почему девочка не пожелала рассказать, как всё было на её взгляд, но тут Реона могла перебирать варианты до бесконечности. И рисковала лишь сильнее запутаться в собственных убеждениях – хотя, видимо, правильнее сказать заблуждениях, – и ни капли не приблизиться к истине.
От этого осознания стало неуютно, и жрица ускорила шаг.
Если она ошиблась в этой своей оценке девочки, то может и в другом тоже ошиблась. Реона уже не помнит, какую причину Мия назвала, что оказалась тут, но… Что, если она сбежит от чересчур навязчивой родственницы. Которая чаще вела себя как жрица и наставница, но отнюдь не так, как должна себя вести любящая бабушка.
Как Мирта, например. Осознавать ошибку внучки, но защищать до последнего. И лишь дома наказать, не вмешивая в это посторонних.
На этом фоне Реона выглядела ужасно. Плохая жена, никудышная мать… А теперь ещё и как бабушка тот ещё подарочек.
Женщина вздохнула. Механически кивнула проходящим мимо булочнице с корзинкой яблок, и остановилась, озарённая идеей.
Яблоки, необходимость разговора… Мия, похожая в своём упрямстве на Кармель. И сама дочь, которая когда-то согласна была мириться с матерью, стоило лишь той принести её любимого яблочного лакомства.
Даже если Мия не разделяет страстную любовь своей матери… Она вряд ли станет отказываться от разговора, подкреплённого столь весомым аргументом.