Оборотная сторона героя
Шрифт:
– И как ты себе это представляешь? В одной руке у меня меч, в другой – щит, а куда шприц девать? Кроме того, его же ещё и внутривенно вводить надо?
– Наш техцентр над коктейлем поколдовал, так что ничего тебе колоть не придётся. Мы сбрызнем им твой ксифос, и всё, что от тебя требуется – это хотя бы оцарапать мечом Гектора. Препарат подействует в течение тридцати секунд, так что после продержаться тебе надо будет всего ничего.
Илья поморщился. Ян понял его неправильно.– Не бойся, результат гарантирован.
– Не в том дело, – Илья вздохнул, пытаясь подобрать слова. Даже смотря исторические фильмы, он всегда возмущался, когда отрицательный герой перед честным поединком смазывал своё оружие ядом. Подло, низко и неблагородно. А уж сделать это самому! –
– Рассматривай это как самооборону – если не коктейль, то Гектор тебя убьёт. И не забывай, что победа троянцев означает значительное расхождение с осью истории, а новая линия истории означает жертвы в нашем времени. Понимаешь?
– Конечно, понимаю, – раздраженно передёрнул плечами Илья. – Всё понимаю, только… Не знаю…
– Боишься, что не сможешь даже оцарапать?
– Боюсь, что не захочу оцарапать, зная, что лезвие отравлено, – честно признался Илья. – Я себя знаю и боюсь, что буду тянуть время, буду сомневаться и решусь только тогда, когда меня окончательно припрёт. А поскольку припрёт меня Гектор, это значит, что решусь я слишком поздно.
Ян долго смотрел на Илью; его лицо словно застыло, только в прищуренных глазах вспыхивали холодные голубые искры. Затем он решительно поднялся и распорядился:
– Отдыхай, выздоравливай. А я пойду в проход, лекарство тебе принесу.
– Ян, – окликнул его Илья, – Раз уж ты в Москву, может, узнаешь, можно мне ещё фрейтса?
– Ты что – уже всё израсходовал?
– Не всё. Но осталась всего одна капсула.
– Этого достаточно, – твёрдо ответил Ян. – Илья, тебе выдали максимальную дозу, допустимую для приёма в организм за столь короткий промежуток времени. Три капсулы. Ещё одна – и всё.
– Что – всё? Умру я, что ли? Если нет, то со всем остальным я справлюсь.
– Не умрёшь. Но передозировка повредит мозг и серьёзно повлияет на психику.
– Ясно, – мрачно вздохнул Илья и, развернувшись, зашагал к шатру Ахилла.
Ян проводил его встревоженным взглядом и решительно направился в сторону храма Аполлона.
* * * Мысли о случившемся инциденте настойчиво преследовали Гожо. То, что в дело вмешались какие-то серьезные люди, было ясно, и теперь цыган метался по дому, не зная, что ему делать, куда бежать, у кого просить совета, и отчаянно пытался взять себя в руки. Ввязываясь в операцию с оружием, он понимал, что это не игра, а предельно серьезное мероприятие. Но всё казалось так легко, так просто! И вот – на тебе, едва не до убийства дело дошло! Хорошо хоть Ахилл в последний момент остановился. Что же делать? Что делать? Что делать? Паническая мысль билась, словно дикая птица, посаженная в клетку. В конечном итоге цыган так и не пришел ни к какому решению; не представляя, как себя вести в этой ситуации, Гожо был вынужден просто ждать, как станут развиваться события. Ждать – и наивно надеяться, что беседовавший с ним вчера мужчина был не очень важной шишкой, и потому все как-нибудь само собой образуется и утрясётся. Лекс из последних сил старался ничем не выдать свое смятение. От одной мысли, что о случившемся узнает отец, его бросало в холодный пот. Предстоящий вечером семейный праздник казался ему каторгой – Гожо не был уверен, что у него хватит сил притворяться и веселиться как ни в чем ни бывало. Барон пока ещё не заметил, в каком состоянии пребывает его младший сын. Поглощенный предстоящим застольем, он только мимоходом напомнил Гожо, чтобы тот не забыл взять с собой на праздник Ахилла. Неважно, что никто не знает, кто он, откуда и на каком языке говорит – для вступившегося за одного из них дом Тагира Алмазова – родной дом. К вечеру нервы Гожо были напряжены до предела, и в ресторан, где собирались праздновать день рождения, цыган отправлялся с энтузиазмом приговоренного к казни. Хорошо хоть, женщин на застолье не будет – они бы уж точно заметили, что с ним что-то не так. Несмотря на прогрессивные взгляды, цыганский барон придерживался ряда старых традиций; в частности, женщины и дети с мужчинами за столом не сидят. Вот и сегодня жёны, сестры, тёти, бабушки и дети день рождения Джуры будут отмечать дома у Алмазовых, отдельно от мужчин. Шумное– Ну как, ты всё ещё не хочешь договориться по-хорошему?
– Что происходит? – требовательно осведомился барон.
Бесцветный не обратил на него никакого внимания – он не спускал глаз с Гожо. Молодой цыган сглотнул и с трудом разжал онемевшие губы:
– Я действительно работаю на себя.
– На себя… Откуда у тебя товар?
Мысли Гожо лихорадочно метались. Он обещал полковнику Непыренко, что о нем никто не узнает, но…
Терпеливо дожидаться ответа бесцветный не собирался.– Значит, так, молокосос, слушай меня внимательно, – он сделал знак рукой, и в зал ресторана один из амбалов втащил девушку, в которой Гожо с ужасом узнал свою сестру Гили. – Ваших женщин с детьми мы забрали с собой, и у тебя есть сутки, чтобы сообщить мне интересующие меня сведения. Если будешь благоразумен, то все еще может обойтись хорошо – для всех, и для тебя в том числе. Мы не звери, без надобности не калечим. Надумаешь – позвонишь по этому телефону, – бросил он на стол листок бумаги. – Советую не размышлять слишком долго. И ещё одно условие: если хочешь, чтобы весь ваш выводок вернулся домой в целости и сохранности, сдай мне того урода, который порезал моих ребят.
Мрачные парни, умело прикрывая бесцветного и держа под прицелом присутствующих, вышли из ресторана.
В гробовой тишине Тагир Алмазов вперил в Гожо требовательный взгляд:– Что происходит?
Глаза всех присутствующих обратились на младшего сына барона. В этот миг Гожо пожалел, что его просто-напросто не пристрелили.
Медленно, с трудом подбирая слова, то и дело сбиваясь, он принялся объяснять. Рассказывал всё как есть, без утайки. Старательно избегал смотреть на отца; он знал, что не сможет выдержать его взгляд – пристальный, холодный, ничего не выражающий. За которым наверняка скрыто разочарование и осуждение. Когда Лекс закончил, Тагир Алмазов мрачно обвел взглядом всех присутствующих:
– Что будем делать?
Гожо сковало оцепенение; он не слышал, что обсуждали за столом, механически, бездумно сел в чью-то машину, не замечал дороги и едва ли понял, что приехал домой. Спасительное отупение все длилось, и Гожо был этому рад – как только он придет в себя, чувство вины раздавит его.
В разгромленных комнатах дома Алмазовых ярко горел свет, сновали туда-сюда люди, хлопали двери, звонили телефоны….
В смятенной суете никто, в том числе и Гожо, не заметили, что молчаливый незнакомец Ахилл исчез.
* * * Всю дорогу до Москвы Ян провел в сосредоточенном молчании. Тарас, уже смирившийся с тем, что его некоторое время будут использовать исключительно как шофера, не рискнул вывести обычно такого словоохотливого и жизнерадостного Яна из состояния хмурой задумчивости. Солнце давно потухло за крышами домов, и вечерний поток машин достиг наивысшей плотности, когда УАЗик бодро зарылся в лабиринт отходящих от Яузы улочек. Но хотя рабочий день и подошел к концу, Яну было необходимо поговорить с Папычем прямо сейчас, не откладывая на завтра. Офис "Бастиона" пустовал; тихо гудели системные блоки в аналитическом отделе и тикали часы на стене. Папыч сидел в своём офисе и что-то сосредоточенно печатал на компьютере.