Оборотная сторона героя

Ясинская Марина Леонидовна

– Что за лекарство?

– В нашем техцентре соорудили. Обещали, что через полчаса будешь как огурчик – свеж и полон сил.

– Хорошо бы, – Илья откинулся на постель, – Ну, а что у нас в программе на сегодня?

– Битва, – пожал плечами Ян. Обычно веселое и добродушное, сейчас его круглое лицо было замкнуто и сосредоточено. – И если её греки тоже проиграют, то тебе придется вызывать Гектора.

– А если выиграют?

– Все равно придется, но позже.

Илья прикрыл глаза. Ни он, ни Ян уже больше не делали оговорку "Если только не найдут настоящего Ахилла".

– Фрейтс с этим лекарством принимать можно, ты не знаешь?

– Илья, – нахмурился Ян, – Прибереги последнюю дозу фрейтса для поединка

с Ахиллом. Не всё так плохо, подожди немного, сейчас препарат подействует, и тебе станет лучше.

Лекарство и впрямь вскоре действовало. Но как-то странно. Впрочем, едва ли Илья отдавал себе в этом отчет. Действительно, голова прояснилась, а симптомы простуды – нет, не исчезли, но отступили куда-то на задний план, настолько дальний, что факт их наличия уже не имел никакого значения. Зато появилось легкое, но непрерывно зудящее раздражение. Выводило из себя абсолютно все: шум лагеря, запах в палатке, вкус воды, прикосновение к доспехам, собственные волосы, легкое онемение тех частей лица, над которыми колдовал стилист, выражение зеленых глаз Брисейды, манера Патрокла покашливать у полога прежде чем зайти. Раздражало то, что битву начинали затемно, ещё и рассвести не успело. Раздражало пыльное поле перед стенами Трои, выводили из себя напыщенные речи Агамемнона и бестолковые перемещения греческой армии, действовали на нервы крики раненых, лязг скрещивающегося оружия противно ввинчивался в мозг. И то, что битва длилась до бесконечности долго, сводило с ума.

Раздражение нарастало, превращалось в злость. Злость кипела и переходила в застилающую глаза ярость. Илья почти не отдавал отчет своим действиям – он вламывался в самую гущу битвы, крушил направо и налево, не замечая ничего вокруг. Он разил и разил – без устали, без остановки; он выплескивал неизвестно откуда взявшуюся, рвущуюся наружу агрессию, рубя испуганных его напором троянских солдат.

И когда битва завершилась, впервые за последнее время победой греков, когда армия громко приветствовала своего героя, чье пугающее, безумное бешенство вселило страх во врагов и помогло их разбить, Илья едва ли обратил на это внимание. Его буквально трясло от беспричинного неудержимого гнева, так и не утихшего в самой гуще битвы, и бурлящее во всем теле лихое буйство требовало немедленного выхода. Славящие удаль Ахилла греки спешили убраться с его пути, мирмидоны старательно избегали его взгляда.

Необузданное, остервенелое исступление, завладевшее Ильей, не ослабевало – он метался в маленьком шатре, словно дикий зверь, заключенный в клетку и, сам того не осознавая, искал, на чем бы сорвать переполняющую его агрессию.

И если греки могли убраться с его пути, а мирмидоны – отвернуться или держаться в сторонке, то испуганной зеленоглазой Брисейде прятаться было некуда. И некого было звать на помощь, когда Илья уставился на пленницу бешеными, побелевшими глазами, со зрачками, сжавшимися в булавочные головки.

* * * Бесконечная холодная ночь все-таки закончилась. Арагорн был зол: он устал, промерз и хотел спать, а время потеряно впустую – и с Алессандрой объясниться не вышло, и Ахилла не взяли. Последнее злило больше всего – ведь казалось, что они подошли так близко! Омоновцы прибыли в Раменское поздно – что бы там ни происходило, всё уже закончилось, оставалось ловить убиравшихся с места происшествия участников. Ребята майора Кукаренко умело обложили район и взяли всех, кого смогли, но Ахилла среди них не было. Ночь прошла в бесконечных допросах; полученные сведения передали аналитикам правоохранительных органов, по совместительству помогавшим "Бастиону", и к утру те выдали своё заключение: с

вероятностью в восемьдесят семь процентов Ахилл находится в одной из цыганских общин. По восстановленной ими картине событий выходило следующее: у цыганской общины вышли какие-то разногласия с одной из преступных организаций, в результате чего их женщин и детей взяли в заложники и привезли их в Раменское. Цыгане рванули на выручку. Когда они прибыли на место, обнаружилось, что Ахилл каким-то образом оказался там раньше них и уже обезвредил часть охранявших заложников бойцов с помощью холодного оружия. Произошла короткая перестрелка, после чего заложников освободили, а грек скрылся в компании двух цыган, юноши и девушки. Юношу удалось опознать с вероятностью в девяносто три процента – Алексей Алмазов. Девушка не идентифицирована.

– Алексея Алмазова засекли в "Шереметьево-2" вылетающим в Амстердам, – сообщил братьям Папыч последние сведения, когда те вернулись в офис "Бастиона". – Оттуда у него билеты до Мараньяо. Визит в дом его отца, где Алексей не только прописан, но и действительно проживает, ни к чему не привел – цыгане утверждают, что Ахилла никогда не видели. Девушку, которая, по утверждениям очевидцев, тоже была с Ахиллом, опознать не удалось; в доме Алмазова целый курятник – мать, жена, сестры мужа, сестры жены, тети, племянницы, и все дружно отпираются. Итог – Ахилл снова сквозь землю провалился, а основное связующее с ним звено – Алексей Алмазов – на пути в Бразилию.

– Может, мне?.. – правильно понял шефа Арагорн.

– А тебе можно? – спросил Папыч; благодаря былым "заслугам", въезжать в ряд стран братьям Петровичам не стоило.

– В Бразилию – можно.

– Прекрасно. Аркадий! – повысил голос шеф. Когда аналитик появился в стеклянных дверях, шеф распорядился: – Обеспечь Арагорну срочный вылет в Мараньяо.

Аналитик испарился; Папыч передал Арагону флешку, на которой наверняка лежала вся необходимая для дела информация, и отпустил братьев.

Василий ухватил Арагорна за рукав, едва те вышли из кабинета шефа, и оттащил его в сторону.

– Рассказывай.

Арагорн даже не стал делать вид, что не понял вопроса.

– Пока мы ехали в "Бастион", я звонил в "Пять морей". Алессандра сегодня рано утром улетела в Бразилию.

– И? – поднял брови Василий, – Я понимаю, что тебе очень хочется с ней всё выяснить, но Бразилия, знаешь ли, не Монако и не Люксембург. Я сомневаюсь, что вы с ней непременно пересечетесь на улице.

– Я понимаю, – смирно кивнул Арагорн.

Василий нахмурился и неожиданно резко сказал:

– Знаешь, я предпочел бы, чтобы ты не ехал.

– Почему?

– Да потому, что ты влюбился, как всегда, в своей манере – из болота любви у тебя жалобно торчат только кончики ушей. Дело может оказаться серьезным, и твое состояние вызывает у меня опасение. Ты не сможешь полностью сосредоточиться. И ты сам прекрасно понимаешь, чем может быть чревата невнимательность.

Для Василия это была необычайно красноречивая тирада, но брат её не оценил.

– Ты меня еще повоспитывай! – возмутился он. – Я же не собираюсь ни на что отвлекаться, пока не завершу дела. Сначала – работа, а уже потом – всё остальное.

Василий тяжело опустил руку на плечо брату, некоторое время пристально смотрел ему в глаза, а затем тихо, но очень настойчиво спросил:

– Обещаешь?

– Обещаю, – твёрдо ответил Арагорн.

* * * Собиравшемуся ещё вчера хладнокровно врать, Хохломе даже и не пришлось притворяться.