Оборотни космоса
Шрифт:
Что это за тихое, мерное постукивание вверху?.. не техногенный шум вентиляторов – навязчивая музыка, задающая темп пешеходам.
Тук-тук-тук, хлоп-хлоп-хлоп, топ-топ-топ – без остановки двигалась река людей, навстречу слева текла другая. Одинаково покачивались головы и уши, стрелки-указатели моргали, повторяя вспышками однообразную мелодию ходьбы. «На-пра-во», – первый в шеренге дач отмашку вскинутой рукой, и сдвоенная вереница бойцов приготовилась к повороту. Звук стал протяжным, жужжащим – внимание, впереди эскалатор! В выемках стен закусывали, стоя у окошек; заслонка окошка уходила вверх, и рычаг выталкивал коробок, где дымились стаканы с едой. Над
Жизнь – метроном, отстукивающий шаги, движения рук и челюстей. Поел – уступи нишу; шаг в поток – над окошком загораются синие слова: «ДЕЛАЙТЕ ЗАКАЗ». Устал? Справа зальчик за решётчатым барьером, вход 1 агала, сидячая подушка 4 пин за 10 минут, без подушек не сидеть!
В тесном загончике под висячими тусклыми лампами сгорбилось множество сидящих на подушках – играют, пьют из кружек, тараторят и оживлённо жестикулируют. Деньги, ремонт, работа, чей-то оболтус отбился от рук... мешанина бесед обдала сдержанным гомоном – и сгинула за поворотом. Потаённое существование в недрах. Может, наверху воет ветер, завивая смерчами серый песок, кадит слепое белое солнце, и только приплюснутые, наглухо запертые оголовки шахт и пыльные жерла воздухозабора указывают, что под землёй кто-то есть. А ночами люки открываются с железным скрежетом, и вылезают эльфы подземелья.
Тум-тум-тум – глухо бьёт барабан, отмеряющий шаг.
Голос свыше начал проговаривать слова, синхронизируя ударения с ритмичным боем: «Каждый – должен – знать – сигнал – угрозы – своё – место – и – пути – отхода». Свисток – шеренги сдвинулись на ходу – скорым маршем прошла группа медиков с оранжевыми кругами на груди и спине. Под размеренный гипнотический речитатив писклявым говорком врезалось: «Граждане корней 21, 27, 28 – пуск технической воды с 12.00 до 14.00. Для питья и приготовления пищи пользуйтесь запасами и водой из запечатанных бутылей».
Справа открылся расцвеченный огнями портал, ведущий вниз; из глубины шёл низкий прерывистый гул, породивший у Форта тревогу. Там, в глубине, в алой пульсации, виднелись чёрные фигурки, движущиеся замедленно и беспорядочно, словно бактерии под микроскопом. Порой сквозь цвет пожара нижний ярус озарялся белым или жёлтым, высвечивались ящики у стен, пурпурные дорожки по чёрному полу – ТАНЕЦ, ТАНЕЦ, ВЕСЕЛИСЬ, ЗАХОДИ! Фигуры качались, стонали, закинув руки за голову или изображая, что лезут по лестнице, вращались, втаптывая в пол нечто незримое: «НЭЙ-ЙА-ГО! НЭЙ-ЙА-ГО!» В колеблющемся воздухе портала объёмно засияла остроконечная зелёная звезда, похожая на букву X, а сзади приблизились и слились со звездой в открытом долгом поцелуе пунцовые губы, образуя герб Ньяго. Привлечённый броской голограммой парень прыгнул в неё, раскинув руки и расставив ноги, чтобы вписаться в зелёный диагональный крест, и звезда впустила его в пышущий тёмным подземным весельем портал.
Свет внизу померк, вырвался визг множества людей, и Форту показалось, будто зал внизу внезапно залило потоком черноты... надо бы броситься на помощь, но по ступеням поднимается, бурля и поглощая утопающих, хищная масса клокочущей грязи. Холодная вязкая гуща затекает в рот, и отчаянный крик сменяется стихающим утробным бульканьем; жидкая земляная каша влезает в ноздри, залепляет глаза и смыкается над головой.
Маршевая поступь шеренг
Комнаты дизайнеров светились мирной тишиной, как островок спасения. Нашлась и парикмахерская машинка. Тоненькие волосы на головах ньягонцев росли густой ровной шапочкой, как у кошек. Клановые бойцы, регулируя глубину захвата, создавали на голове фигурные стрижки. Встретившись с волокнами биопроцессоров, воины озадачились. Машинка безнадёжно вязла в шевелюре Форта, забиваясь жёсткими волосами. Выручила Тими, достав какой-то особый набор инструментов.
– О, великолепно! – загалдели бойцы, обступив Форта. – Вы художница, Гутойс Тими!
– Мужские дела вам по плечу.
– Мой дядька-пестун так стриг. Отличная работа!
– По-моему, стрижка вам к лицу, – осторожно польстила себе Тими, чтоб сделать Форту приятно.
Пока Тими трудилась над ним, Форт за отсутствием стульев восседал на упругом кирпиче. Для его новых соратников это был момент торжества – стоя, они имели уникальную возможность поглядеть на его стриженую голову сверху.
Форт машинально провёл рукой по укоротившимся волосам – там хоть что-нибудь осталось? Ладонь почувствовала острые колкие пеньки волос. Он с любопытством заглянул в любезно поднесённое зеркало – о, кто это?!. Очень короткая стрижка с выступающим мысом на лбу и высоко выбритыми висками. Точь-в-точь, вылитый Pax! Они что, другого фасона не знают? Форт не решился высказать своё мнение вслух, чтобы не задеть гордость Тими. Для сравнения оглядел стоящих вокруг.
«Как я раньше не подумал! у них же волосы одинаково растут, что у мужчин, что у женщин, – не длинней двух сантиметров. Откуда им знать о причёсках?..»
Когда все расположились на своих удобных кирпичах, Форт вырос над ньягонцами, словно учитель в классе. Ньягонцы вынимали из рюкзаков коробки с едой и фляжки с водой, наблюдая – что достанет чужак-великан? Форт, усилив слух, превосходно различал переговоры шёпотом:
– Я слышала, эйджи с таким телом заправляются из картриджа. Не слишком ли мы его смущаем? Одно дело – кушать среди своих, а тут мы целым отрядом...
– Надеюсь, Тими объяснила ему, что мы стерпим его необычное питание.
– В своих столовых эйджи тоже кормятся вместе.
– Всё-таки у них чрезмерно развит индивидуализм. Иногда они ведут себя как эгоисты.
– Но Pax...
– Так то Pax!
Все готовились внутренне содрогнуться, глядя, как иноземец извлекает баллон с насосом, втыкает наконечник... куда? жутко любопытно! – и сидит в прострации, пока жидкость втекает в него. Но Форт разочаровал сотрапезников. Многие переглянулись, пожимая плечами, когда он откусил пасты, похожей на графит.
«Плюс коллективный приём пищи строго по часам», – Форт добавил пункт к перечню угнетений. Вид дружно жующего собрания вынуждал присоединиться к общей трапезе – сидеть в сторонке, скрестив руки, и изображать человека на диете было бы глупо.
Нет уж, пусть жители тьмы привыкают к новичку! Надо вести себя как ни в чём не бывало.
«Нечего стесняться и платочком прикрываться – какой я есть, таким и принимайте. Хуже будет, если забьюсь в угол ко всем спиной. И притворяться неедякой незачем – ем я, ем, видите? как все – ртом! ням-ням! Ещё не хватало разворачивать здесь комплект питания и изображать Храброго Инвалида, Которого Не Сломила Хворь. Никому не позволю считать меня ущербным».