Обратная сторона любви
Шрифт:
Ольга вздохнула, взор её затуманился, глаза полузакрылись, она прикусила нижнюю губу.
– Мне вообще, когда соски щиплют нельзя… – продолжила она вдруг севшим голосом, – меня уносит тут же… И делай со мной… что хочешь…
– О-ольга!
– Да-да, тёть Люб! Ну и трахались мы с ним до полседьмого утра. Палок шесть мне кинул, изголодался поди, солдатик. Я уж сомлела совсем, со счёта сбилась, ага… Ходить теперь больно в туалет по-маленькому, представляешь, Ирка – щиплет же! У него, знаешь, инструмент какой? Ого-го-гошеньки!
Ира смотрела в окно, отвернувшись с первыми словами
Тренькнул входной звонок. Они вздрогнули, Ольга замолчала. Мать пошла открывать дверь.
– А-а-а, Ванечка. Заходи, заходи…
– Здрасьте, Любовь Онуфриевна, вот я…
– Да-да… вот тапочки.
– Спасибо.
– Ну вот, мы здесь – на кухне.
– Ага.
Ваня вошёл, источая перегар и улыбку. Но на пороге он остановился, как уткнувшись носом в невидимую стенку, улыбка сползла с его лица. Ольга с интересом повернулась к нему, Ирина наоборот – всё изучала пейзаж за стеклом.
И он сразу всё понял, он вообще был парнем неглупым. Слова застряли у дембеля в горле, он промямлил чего-то невразумительное, но потом, набрав толчками в грудь воздуха, не нашёл ничего более умного, как ляпнуть, махнув неуклюже правой рукой:
– Привет, Босота!
Ирина вздрогнула, но интереса к окошку не потеряла, Ольга хекнула высочайше и презрительно: она-то была на высоте! И чувствовала себя абсолютно честной и порядочной, как будто это не она развела пьяного и голодного Ваньку на секс. А Любовь Онуфриевна, положив руку на плечо несостоявшегося зятя, очень по-доброму тихо спросила:
– Ну что, выспался?
И дыхнула ему в лицо дымом.
Ваня обернулся к ней коротко, потом с какой-то отчаянной надеждой бросил взгляд Ирине, так и не удостоившая жениха даже единственного обличительного слова, с трудом сглотнул. Никогда больше ему никто не высказывал одновременно такого презрения, и никогда больше ему не было так стыдно.
И Иван ушёл. Он понимал, что виноват, он клял себя, на чём свет стоит, призывал на свою голову всякие небесные кары за предательство, клялся и божился, что такого больше никогда и ни при каких обстоятельствах!.. Да ваще!.. Ну, в-ваще ж-жешь!..
Парень ещё до лифта тысячу раз приговорил себя и расстрелял тысячью патронами, при этом сам себе придумывая оправдания за отступничество. И вот в этот момент, мол, всё осознал и всё-всё понял, что как, оказывается, ценит и любит Иришку. А вот эта шалава Ольга, которая воспользовалась его невменяемым состоянием и что солдаты так традиционно обделены и скучают по женской ласке, такая, оказывается, сука! Подставила ведь, прям – натурально подставила, шалава озабоченная! И как ты с ней ещё продолжаешь общаться?..
Ирина вычеркнула
– Это не только твоё прошлое! – вопила мать. – Ирка!!!
Но дочь лишь холодно взглянула на мамку, сжав тонкие губы, и опять села на кухне, уставившись в окно. Эта поза стала основной в их последующих ссорах – Ирина, как правило, мало контраргументировала на выпады и обвинения матери, она просто отворачивалась к окну и молчала, чем страшно бесила Любовь Онуфриевну.
А Ольга осталась лучшей подругой.
– Она честная, – сказала сама себе девушка, – а это редкость по нынешним временам и надо ценить.
В тот же день Ирина сделала короткую мальчишескую причёску и больше никогда не знала проблем с расчёской. Ей даже шло так.
Глава 2 Кирюша
Ирина отучилась в институте стали и сплавов. Её оставляли в аспирантуре, как абсолютную отличницу – технические науки давались ей легко, это вызывало законную гордость у отца.
– В меня мадам Остовская! – ему, как ни странно, нравилось теперь её так называть. – Вот только бы замуж выдать, а то наука до сухаря доведёт, и внуков не дождусь. Парочку бы, ёкарный баобаб.
А Ирина была равнодушна к мужчинам, её полностью занимала учёба, работа на кафедре, научная деятельность, которая к концу обучения уже так захватила, что карьера в этой стезе виделась совершенно отчётливо. Народ научный прочил ей великое будущее. Женщины завидовали, мужики изумлялись. Именно тогда, на кафедре, стало ясно, что Ирина прекрасно срабатывается в мужском коллективе, она была своим в доску парнем, могла поддержать компанию, наравне жарила шашлыки, но отказывалась от ста пятидесяти ледяной под мясо и огурчики. Сослуживцы её ценили за научные идеи и безотказность в посиделках, в которых она выгодно участвовала, скидываясь наравне со всеми. Как-то пыталась закурить, но не понравилось. Зато всегда в шкафу для своих у неё была заначка курева, что ещё более вызывало уважение у мужиков. Да и не краснела от похабных анекдотов, ржала как все. Короче говоря: платьев не носила в прямом и переносном смыслах.
Женщины её раздражали и вызывали презрение явным непониманием элементарных вещей. В науке, само собой. Дамы вообще избегали общения с ней, подозревая в Ирине лесбиянку. Таких называют, кстати – буч: девочка в лесбийской паре в образе и роли мальчика.
После диплома, который она защищала в профильном НИИ, Ирина решила не оставаться в аспирантуре, а поработать в институте, набрать материал для первой диссертации и потом продолжить обучение. Научные руководители, скрепя сердце, согласились с её планами – они уже прекрасно знали младшего научного сотрудника Островскую и её несгибаемую волю.