Образование Венецианской колониальной империи
Шрифт:
Объединение и экономическое усиление правящего класса в Венеции дало ему возможность способствовать довольно долгое время усилению власти дожей, поскольку они олицетворяли идею централизации и поскольку они не могли еще быть опасными для него самого. Это — для внутренней политики. Для политики внешней возраставшая мощь партии арматоров и купцов имела то значение, что она энергично, начиная с конца X в., активизируется и из оборонительной превращается в наступательную, захватническую. Международная обстановка для претворения в жизнь такой политики была исключительно благоприятной: обе империи — каждая по своему — были слабы; в Италии царил феодальный хаос, обессиливавший здесь ближайших соседей Венеции; едва ли лучше было положение и в областях ближайшего соседства республики с Востока, по восточному побережью Адриатики.
Идея территориальной экспансии практически пригодное и целесообразное, т. е. экономически выгодное и политически возможное, осуществление могла найти пока только на этом побережье, в Истрии и Далмации. Опираясь на провенецианские элементы населения истрийских и далматинских городов, т. е. главным образом, если не исключительно, на духовенство, Венеция создает себе, начиная, примерно, с середины X в., опорные пункты в таких городах Истрии, как Каподистрия, Пула и Паренцо. Наступление в область
Влияние Венеции во всех этих городах, как истрийских, так и далматинских, в политическом отношении было несомненно слабым, она еще не могла поставить там своих представителей в качестве их приоров или комитов, как это она сделает впоследствии; но экономическое влияние ее здесь несомненно усилилось, и, разумеется, в благоприятном для нее смысле. Внешним выражением этого является возникновение или усиление враждебных чувств «делового мира» этих городов к венецианскому господству, делавшее его крайне ненадежным, хотя духовенство в лице епископов, по-видимому, поддерживало венецианскую политику во всех этих городах до самого конца столетия. Политика подчинения «сфер влияния» в церковном отношении патриарху Градо наметилась уже в это время, по крайней мере для Истрии, но не привела к определенным результатам.
Агрессивная политика Венеции в сторону восточного побережья Адриатики должна была повлечь за собою борьбу с хорватскими королями, которые также претендовали на обладание этим побережьем. Отсюда несколько войн Венеции с Хорватией, которые она вела с переменным успехом, но тем не менее сумела сохранить свое влияние в указанных выше пунктах в отдельные периоды XI столетия. К концу его на берегах Адриатики появляется новый противник Венеции, Венгрия, сумевшая тогда, используя феодальные беспорядки в Хорватии, овладеть ею. С этого времени «адриатический вопрос» принял новую форму: до XI в. он был венециано-славяно-арабским, в XI в. — венециано-славянским, а с конца его — венециано — венгерским. Это по форме, по существу же вопрос этот с VIII в. неизменно оставался вопросом венециано-славянским.
Значение приобретения Венецией ее первых «сфер влияния» обычно преувеличивалось, особенно итальянскими историками, в действительности оно было довольно скромным: Венеция еще не сделалась тогда ни колониальным государством, ни «царицей Адриатики», но она упорно будет стремиться к тому и другому. Идея колониальной экспансии окончательно становится руководящей идеей венецианской внешней политики. Потеря республикой св. Марка в самом начале XII в. в пользу венгерского короля почти всех ее приобретений в восточных водах Адриатики нисколько не ослабило ни энергии, ни воли ее политиков к дальнейшей борьбе за эту идею. Внешняя политика Венеции в этом столетии активизируется в еще большей степени и примет характер систематического «наступления на Восток» при оборонительной до поры до времени тактике на западных границах.
Раздел третий
Натиск на восток
В XII в. Венеция сделала замечательные успехи на пути к образованию своей колониальной империи. Как и ранее, это было внешнеполитическим результатом больших успехов в области экономического развития республики, своеобразия ее социального и политического строя, редкой последовательности и целеустремленности ее политики и благоприятной для нее международной обстановки.
Хозяйственный подъем Западной Европы, начавшийся в XI и продолжавшийся в XII в., общеизвестен. Закон обязательного соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил позволяет усматривать в качестве основной причины экономического подъема Венеции и многих других городов и районов Европы в том, что производственные отношения и производительные силы этих районов находились в XII в. в такой степени соответствия, которая обеспечивала необходимые условия для быстрого развития феодального хозяйства. В этом столетии, равно как и в предыдущем, производительные силы Венеции еще не достигли такого уровня развития, при котором феодальные производственные отношения, феодальный строй в деревне и складывавшийся ремесленно-цеховой строй в городе, препятствовали бы экономическому развитию общества. Производственная техника в сельском хозяйстве еще не требовала свободного наемного труда, а производительные силы в ремесленном производстве могли достаточно успешно развиваться в рамках цехового ремесла.
В XII, как впрочем и в предыдущем XI столетии, и особенно в последующем XIII, несколько увеличивается товарность сельского хозяйства и быстро растет ремесленно-цеховое товарное производство. Для посреднической роли Венеции в торговле между Западом и Востоком общий хозяйственный подъем Европы имел огромное значение. Он дал возросшие товарные массы в руки венецианских купцов, он увеличил спрос на восточные товары. Затем огромные волны феодальной колонизации Востока, известные под названием крестовых походов, создали исключительную по своим масштабам, разнообразию и многосторонности среду для широчайшего проявления инициативы венецианских арматоров, купцов и ростовщиков, создали благоприятную сферу для деятельности быстро возраставшего торгового и ростовщического капитала Венеции, которые, по выражению Маркса, «достигают зрелости в самых различных общественно-экономических формациях». [1026] Наконец, у Венеции в этом столетии появились новые источники роста ее хозяйственной мощи: эксплуатация приобретенных «сфер влияния», использование торговых льгот и преимуществ, полученных в отдельных странах и эксплуатация собственных граждан при помощи системы государственных займов. [1027]
1026
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 340.
1027
Этот источник обогащения венецианской плутократии был указан еще Марксом. Соч., т. XVII, стр. 824.
Глава седьмая
Венеция в первых волнах западноевропейской колонизации Востока
Крестоносное движение — это грандиозная попытка феодальной
1028
Все эти положения в той или иной степени признает и серьезная буржуазная историческая литература, — укажем для примера на Гейда, Стивенсона (Гейд, цит. соч., т. I, стр. 146; W. Stevenson. The crusaders in the East. Cambr., 1907, pp. 5, 6) и др. Однако, буржуазная историография не так давно «обогатилась» еще одним «исследованием», которое отбрасывает понимание этого вопроса на уровень мышления рядовых братьев орденов св. Франциска или св. Доминика, видя в крестоносном движении исключительно борьбу ислама с христианством, креста с полумесяцем и «серьезно» утверждая, что борьба эта не закончена и по сегодняшний день (Н. Belloc. The crusade. The worlds debate. London, 1937. pp. 3. 8, 21, 22). В высшей степени фальшиво звучит также и высказывание Шаубе, не признающего в коммерческих интересах одного из движущих факторов крестоносного движения: «So sicher ist es, das unter mannigfacher Beweggrunden, die grosse Kreuzzugsbewegung ins Leben gerufen haben, Kommerzielle Interesse keine Rolle spielten…» (Schaube, op. cit., p. 122).
«Буржуазная» волна крестоносного колонизационного потока представлена в первый его период значительно слабее, чем церковно-рыцарская; тем не менее роль ее была огромной. Это понимали отчасти и современники [1029] , еще яснее это стало позднее. [1030] Роль торговых городов в крестоносном движении, как известно, была двоякой: с одной стороны это были различные виды обслуживания грандиозного потока, устремившегося на Восток [1031] , а с другой — непосредственное и активное участие в крестоносных военных операциях. Трудно сказать, какая из них была важнее. В первой из этих ролей италийские города выступили в тот день, когда первому рыцарскому отряду пришла мысль предпочесть спокойное плавание по морю многотрудному сухому пути во «святую землю», временно сменить рыцарское седло на скамейку торгового корабля. Активные операции рассчетливых купцов начались позднее, лишь после того, как движение дало известные результаты.
1029
У Беньо из Жака де Витри приведена такая цитата: «Что касается выходцев из славных городов — Генуи, Пизы и Венеции, которые живут ныне в Сирии, предки и предшественники которых составили себе бессмертное имя и вечный венец, то они были бы еще более страшными для сарацин, если бы они отказались от взаимного соперничества, от их ненасытной жадности и не вели между собою бесконечных споров и вооруженных стычек». Beugnot. Introduicton aux Assises de la cour de bourgeoisie. (BECh., v. V, 1854. t. 55).
1030
Гейд, например, не без основания утверждает, что крестоносцы вообще не могли бы держаться на Востоке без помощи итальянских городов (Гейд, цит. соч., т. I, стр. 136). Подобную же мысль высказывает и Стивенсон (назв. соч., стр. 6).
1031
Januensium, Venetorum… naves…, quae rebus onustae venalibus frequenter accedebant, quae nostris legionibus multum inferebant consolationem. (Willermi Tyrensis, op. et ed. cit., lib. VII, cap. 21). Veneti quoque et Pizani et Januenses et qui Oceani vel maris Miditerranei litus incolebant ravibus onustis, armis et hominibus, machinis et victualibus mare sulcantes operierunt… (Baldrici episcopi Dolensis Historia Hierusolimitana. RHCr., hist. occid., v. III, p. 18).
Венеция едва ли не первой выступила в первой из этих ролей и последней — во второй. Нелепостью является столь часто высказывавшаяся мысль, что участие Венеции в крестовых походах диктовалось благочестием венецианских купцов. Фрате Салимбене в XIII в. лучше понимал венецианцев, чем некоторые современные историки, когда он писал: «Венецианцы — люди жадные, упорные и суеверные; они захотели бы захватить весь мир, если бы только смогли». [1032]
Отношение Венеции к крестоносному движению было двойственным. С одной стороны, коммерческая выгодность участия в нем была очевидной: венецианские арматоры и купцы теперь много могли заработать на транспорте, на продаже крестоносцам разнообразных товаров. С другой стороны, однако, многое в этом движении могло вызвать и беспокойство: движение направлялось на Восток, где у венецианцев уже давно были завязаны торговые взаимоотношения, им угрожал разрыв; оно должно было широко охватить территорию Византии, где только что удалось добиться исключительных привилегий, здесь с уверенностью нужно было ожидать усиления торговой конкуренции не только со стороны итальянских торговых республик, но и других средиземноморских торговых городов Европы, французских, в частности; наконец, Венеция находилась в конце XI века в наилучших отношениях с Восточной империей, отрицательное же отношение императора Алексея к западноевропейской затее венецианским политикам, несомненно, было известно, — надо было опасаться осложнений с этой стороны. Все это диктовало необходимость осторожной и осмотрительной политики.
1032
У Мольменти, например, мы читаем следующее: «Верная Христианству Венеция ощущала на себе религиозное рвение идти на освобождение св. гроба и, свободная от всяких мирских расчетов, была охвачена религиозным порывом на маленьком островке в Риальто, хотя и на свой образец»… (Цит. по русскому переводу, — подлинник автору не был доступен — «Зарождение Венеции» ВИИ, т. III, 1902).