Обреченное королевство
Шрифт:
Появилась еда, дымящийся стагм — коричневый клубень, растущий в глубоких лужах, — присыпанный сверху вареным таллием. Зерно раздулось от воды, и все блюдо было пропитано острым коричневым соусом. Он вынул нож и отрезал диск с конца стагма. Счистив тем же ножом таллий, он взял растительный диск двумя пальцами и начал есть. Сегодня его приготовили горячим и острым — быть может из-за холода, — и он буквально таял во рту; пар от него затуманил воздух перед Далинаром.
Итак, Джаснах ничего не сказала о его видении, хотя Навани утверждала, что постарается найти что-нибудь сама. Она была очень известным ученым,
Нет,подумал он. Она не может быть такой мелочной. Навани действительнолюбила его, хотя ее любовь была совершенно неприличной.
Стулья вокруг него пустовали. Он стал парией, отверженным, сначала из-за разговоров о Кодексе, потом из-за попыток заставить кронпринцев сражаться вместе и, наконец, из-за расследования Садеаса. Неудивительно, что Адолин так обеспокоился.
Внезапно кто-то, одетый в теплый черный плащ, скользнул на стул, стоявший рядом с Далинаром. Не один из кронпринцев. Кто осмелился…
Фигура подняла капюшон, и появилось ястребиное лицо Шута. Все из острых углов — острый нос, квадратная челюсть, тонкие брови и ясные глаза. Далинар вздохнул, ожидая очередного потока слишком умных острот.
Шут, однако, не сказал ничего. Вместо этого он внимательно осмотрел толпу, с напряженным выражением на лице.
Да,подумал Далинар. Адолин прав и относительно шута.
В прошлом Далинар судил этого человека слишком сурово. Он совсем не такой дурак, как его предшественники. Шут продолжал молчать, и Далинар решил, что, возможно, сегодняшняя его проказа — садиться рядом с людьми и нервировать их. Откровенно признаться, это вообще не проказа, но Далинар часто не понимал, что делает Шут. Возможно, что-то ужасно умное, если кто-то будет настаивать. Далинар вернулся к еде.
— Ветра меняются, — прошептал Шут.
Далинар посмотрел на него.
Глаза Шута сузились, он внимательно осмотрел ночное небо.
— Уже несколько месяцев. Смерч. Он движется и трясется и несет нас с собой. Как мир, который крутится, но мы не можем видеть это, потому что крутимся вместе с ним.
— Мир крутится? Что это за глупость?
— Глупость человека, который волнуется, — сказал Шут. — И блеск того, кто спокоен. Второй зависит от первого — но и использует первого, — в то время как первый не понимает второго, надеясь, что второй больше похож на первого. И все их игры крадут наше время. Секунда за секундой.
— Шут, — вздохнул Далинар. — Сегодня я плохо соображаю. Прости, если я пропустил твое намерение, но я не понял ни одного слова.
— Я знаю, — сказал Шут, потом в упор посмотрел на него. — Адоналсиум.
Далинар нахмурился еще больше.
— Что?
Шут изучил его лицо.
— Ты никогда не слышал такого термина, Далинар?
— Адо… что?
— Ничего, — сказал Шут. Он казался очень озабоченным, несмотря на обычное самообладание. — Чушь. Белиберда. Фиггльдиграк. Разве не странно, что бессмысленные слова часто похожи на обычные, обрезанные и разделенные на части, а потом сшитые во что-то вроде этого —
Далинар задумался.
— Я спрашиваю себя, можно ли проделать то же самое с человеком? Разделить его, чувство за чувством, кусочек за кусочком, один кровавый ломоть за другим? А потом соединить обратно, чтобы получилось что-то похожее на дизиан эймиан. И если ты получишь такого человека, назови его Чушь, как меня. Или Чушечушь.
— Это и есть твое имя? Настоящее имя?
— Нет, мой друг, — ответил Шут, вставая. — Я потерял мое настоящее имя. Но когда мы встретимся в следующий раз, для тебя будет самым умным дать мне новое. А пока Шут вполне достаточно — или, если хочешь, можешь называть меня Хойд. Будь настороже; сегодня вечером Садеас собирается открыть то, что он нарыл, и даже я не знаю, что именно. Прощай. Прости, что я не буду больше оскорблять тебя.
— Подожди, ты что, уезжаешь?
— Я должен. Но надеюсь вернуться. Я так и сделаю, если меня не убьют. Хотя, возможно, даже после этого. Извинись за меня перед твоим племянником.
— Он не обрадуется, — сказал Далинар. — Он любит тебя.
— Да, это одна из его наиболее замечательных особенностей, — сказал Шут. — Кроме того, он платит мне, дает мне есть его дорогую еду и разрешает издеваться над его друзьями. Космер, к сожалению, более важен, чем бесплатная еда. Будь настороже, Далинар. Жизнь становится опасной, а ты в центре всего этого.
Шут кивнул и канул в ночь. Он поднял капюшон, и вскоре Далинар уже не мог отделить его от темноты.
Далинар вернулся к еде.
« Сегодня вечером Садеас собирается открыть то, что он нарыл, и даже я не знаю, что именно».
Шут редко ошибался — хотя всегда вел себя странно. Действительно ли он уезжает, или завтра утром в лагере будет смеяться над шуткой, которую он сыграл с Далинаром?
Нет,подумал Далинар . Это не шутка.
Он махнул рукой мажордому в черном и белом.
— Найди моего старшего сына и пошли ко мне.
Слуга поклонился и исчез. Далинар продолжил есть, иногда поглядывая на Садеаса и Элокара.
Они уже вышли из-за стола, и к ним присоединилась жена Садеаса, Йалай, женщина с пышными формами, про которую говорили, что она красит волосы. А это указывало на чужую кровь в ее семье — цвет волос алети зависел от того, сколько в человеке было крови алети. Чужая кровь означала локоны другого цвета. Ирония, но смешанная кровь чаще встречалась у светлоглазых, чем у темноглазых. Темноглазые редко женились на иностранках, но знатные дома Алеткара часто нуждались в союзниках или иностранных деньгах.
Насытившись, Далинар вышел из-за королевского стола. Женщина все еще играла печальную мелодию. Хорошо играла. Спустя несколько мгновений появился Адолин и поспешно подошел к Далинару.
— Отец? Ты посылал за мной?
— Оставайся поблизости. Шут сказал мне, что сегодня вечером Садеас собирается устроить шторм.
Адолин помрачнел.
— Значит, надо уходить.
— Нет. Нам нужно доиграть до конца.
— Отец…
— Но ты долженподготовиться, — тихо сказал Далинар. — На всякий случай. Ты пригласил офицеров нашей гвардии?