Обреченные на гибель (Преображение России - 1)
Шрифт:
– Я только скажу ему, больному.
– может быть, он сюда выйдет...
И голос у этой сиделки оказался тихий, ласковый, очень семейственный.
– Ага!.. Да... Скажите: Сыро-мо-лотов!
– очень густо протрубил ей вслед Ваня.
И когда, кивая ему назад головой, пошла к недоступной два дня назад и раньше высокой двери старушка, Наталья Львовна, неожиданно для себя самой, спряталась за широкую, как сани, Ванину спину.
И несколько мгновений этих, когда скрылась за дверями старушка, очень они показались долгими,
А глаза из-за спины Вани все на дверь, - и вот отворилась эта дверь, и лик у старушки сияющий:
– Пожалуйте в палату... Очень рад вас видеть...
– Да ведь и я рад!.. Как же...
Ваня хотел было пропустить вперед себя Наталью Львовну в дверь палаты, но она решительно толкнула вперед его, а сама, глядя упорно вниз под ноги на белый с красными каемками половик, зачем-то опускала торопливой рукой узенькую вуальку со шляпки.
Но вуалька была приколота и даже не прикрыла глаз, и когда она услышала радостный вскрик Ильи: "Вааня!" - она подняла глаза и больше уж ни на что кругом не смотрела, кроме него, и не думала уж, узнает он ее или нет, и насколько это будет ему неприятно и ненужно.
– Об-рос ты!
– протрубил Ваня.
Действительно, новый был теперь Илья для Натальи Львовны, - она не видела его раньше таким. Таким видел его Алексей Иваныч, когда приехал к нему домой. Пробились усы, начала курчавиться мягкая бородка, бледное было лицо и радостное, так как смотрел он только на подходившего Ваню.
Наталья Львовна путаной походкой держалась за Ваней, ее он мог только угадывать... Но когда дружески-прочно поцеловался с Ваней Илья, вставши с койки, она протянула ему обе руки:
– Здравствуй! Здравствуй, милый!
Она и улыбалась, и слезы заволокли ей глаза, а он сказал недовольно:
– А-а, и вы... все-таки... Здравствуйте!
Лицо у него потухло, рука его была чужая, деревянная, и она почти вскрикнула:
– Нет! Нет, Илья!.. Почему же ты так... враждебно?
– Садитесь же. Садитесь же... Вот табурет, Ваня!
– заторопился Илья, и порозовело у него лицо, и исподлобья поглядел он куда-то в глубь палаты.
Палата была большая, но больных в ней было всего трое, кроме Ильи. Эти трое лежали рядом в другом конце, а около койки Ильи стояли пустые строгие койки, застланные темно-серыми байковыми одеялами и с наволочками подушек из фламского полотна.
Это была "дворянская" палата, и из того же полотна под темно-серым халатом виднелась на Илье рубаха, завязанная у ворота.
Теперь было два часа, и много света входило в палату сквозь очень большие окна, но прохладно было, и от Ильи пахло иодоформом.
Наталья Львовна села после Вани. Такою тяжестью стал вдруг ее короткий сак и даже шляпка из черного бархата с белым крылом, что как-то странно было садиться на хрупкий с виду табурет: хотя бы стул со спинкой.
– Да, Илья!.. Так вот где я тебя нашел!..
–
А она вся подалась вперед и сказала торопливо вполголоса:
– Илья, ты знаешь, я выхожу замуж!
Она сказала это, как девочка, застенчиво и робко, и как бы жалуясь ему, и как бы ища совета, и как бы отпуская его от себя, и как бы желая, чтобы он не поверил в это, чтобы дико было ему в это поверить.
Но он удивился чрезвычайно. Он не на нее, а на Ваню поглядел вдруг очень сложным, жалеющим даже, почти испуганным взглядом.
– Ка-ак?.. Замуж?.. За тебя, Ваня?..
Ваня только отрицательно повел головой, поглядел было на нее, но тут же отвел глаза.
– Не за него, нет!.. За другого, - заспешила Наталья Львовна.
– Ты его видел тогда на вокзале... Мы с ним приходили раньше тебя проведать, но только... тогда было нельзя... А сейчас как?.. Ты уж поправился, Илья?.. Как я рада!
И она прижала руки к груди, однако опустила их, поглядев на Илью.
Он уже не слушал ее, он глядел на Ваню, по-прежнему радостно улыбаясь, и говорил:
– Как же ты, Ваня, узнал, что я здесь?
– Да, видишь ли... слухом земля полнится... Ведь у меня отец в этом городе живет... Я тебе говорил, кажется...
– Это я знаю...
– Ну вот... ради него я и застрял здесь... на время, впрочем... Скоро думаю ехать...
– Далеко?.. За границу?.. А у меня из-за одного недоноска целый месяц жизни пропал!
И почему-то Илья раздул ноздри и зло посмотрел на Наталью Львовну, и этот взгляд его заставил ее посереть... Это она почувствовала вдруг, что лицо ее стало теперь не бледным даже, а серым, точно он ударил ее наотмашь взглядом этим и перебором ноздрей, и она сказала, уже не понимая зачем:
– Недоносок же этот находится сейчас не в тюрьме, а в доме... вот... Ивана Алексеича...
Даже Ваня крякнул и вздохнул, услышав это, даже он обернулся к ней укоризненно, а Илья нахмурился и спросил его:
– Дикий вздор какой-то?
И зачем-то обеими руками оттянул вниз пояс халата.
– Я действительно купил здесь домишко... имел такую глупость...
– не на вопрос ответил Ваня.
– Ты, пожалуйста, как только выпишут тебя, - ко мне... Это на Новом Плане.
– Вот как?.. Дом купил?.. Поздравляю!.. А Дивеев?
– Ка-кой Ди-веев?.. Ах да... Этот сумасшедший?.. Да ведь он же с ума сшел!..
– Это я ему давно говорил, что ему бы на Сабурову дачу, но он мне не верил, - жестко пропустил сквозь зубы Илья.
– Жаль, потерял через него время!
– Зато... приобрел опыт!
– улыбнулся Ваня.
Илья не ответил улыбкой, - он сказал еще жестче:
– Да, уж теперь, если кому-нибудь вздумается в меня еще раз стрелять, уж я буду знать, что мне надобно делать!
– А что же в таких случаях надобно делать?
– прогудел Ваня неожиданно для Натальи Львовны.