Обреченные на гибель (Преображение России - 1)

Сергеев-Ценский Сергей Николаевич

– Не по-зво-лять эти упраж-нения воин-ственные всяким без-дар-ным стрел-кам, - вот что!

И по одному тону этого, ставшего очень брезгливым, голоса Наталья Львовна почувствовала, что он, глядящий не на нее, а на Ваню, помнит именно теперь больше и лучше, чем когда-нибудь раньше, ее выстрел, и разбитую розовую лампадку, и кошку опрометью вон с задранным хвостом.

Она стала перебирать непроизвольно сумочку свою, повертывая ее, точно наматывала на нее нитки, и в то же время глядела не на эту сумочку, а на мощную руку Вани, лежащую на его левом колене.

– Как же им не позволять?
– вставил было Ваня, но Илья продолжал, сильно напирая на слова:

–

Потому что, если позволять это всяким... сумасшедшим или женщинам, слишком... исте-ричным, то этим ни ма-лей-ше-го удо-воль-ствия не доставишь ни себе, ни им!

Отбросив руки с ридикюля, вытянув и заломив их, Наталья Львовна кинулась бы на колени перед Ильей, если бы не поймал глазами этого жеста Илья и не сказал пренебрежительно:

– Тут не театр... тут больница!

И Ваня, заметив это, снова крякнул, вздохнул и оглянулся на дальний угол, куда как раз в это время направлялась какая-то девочка-подросток в школьной шапочке, с двумя кулечками, может быть домашних печений, а ей навстречу подымалась с подушки худощекая напряженная голова с проседью в черной бороде.

И не успела Наталья Львовна также вслед за Ваней оглянуться на девочку, Илья спросил в совершенном недоумении:

– Как же он оказался у тебя, Ваня, этот стрелок?

– Видишь ли... дом мой... он - двухэтажный...
– точно намеренно растягивал Ваня ответ.
– Нижний этаж снял... один доктор военный... И там лечебница теперь... для этаких больных...

– С зайчиками?.. Вот как!.. Большой, значит, дом?

– Нет... Да ведь их пока немного...

– Так он... этот... не придет ли сюда еще... со своим знаменитым револьвером, а?

Наталья Львовна заметила, какое определенно брезгливое лицо стало теперь у Ильи. Спрашивал Ваню, а глядел на нее, и лицо налито брезгливостью до краев.

– Ты не волнуйся, Илья, - тебе вредно и ни к чему, - зарокотал Ваня.
– Он больше ни в кого уж стрелять не будет... Он очень жалок... Я его видел сейчас...

– Но кто же хлопотал о нем, хотел бы я знать?..
– поднял брови Илья.
– Кто взял его на поруки?.. Какой болван?

Наталья Львовна опять перебрала руками сумочку (простую, кожаную, темно-зеленого цвета) и ответила тихо:

– Мой жених.

Должно быть, заметив, какое вдруг изумленное стало лицо у Ильи, вставил поспешно и ненужно Ваня:

– А Эмма уехала... знаешь ли... к себе в Ригу...

Илья даже не заметил этой вставки; он спросил Наталью Львовну насмешливо:

– Ва-аш жених?.. Он ему кто же... этому... ваш жених?.. Брат?..

– Случайный знакомый...

И Наталья Львовна опустила глаза.

– Ска-жи-те!..

И точно теперь только услышал, что сказал Ваня:

– Так уехала в Ригу?.. Совсем?

– Как совсем?.. От меня совсем?.. Ну вот!.. Зачем же?
– усмехнулся довольно Ваня.
– К своим, проведать... и в цирк кстати... В Риге хороший цирк.

– Ска-жи-те!.. Что же он, богат? Со связями?.. Князь какой-нибудь этот ваш жених?
– совершенно не слушая Ваню, спрашивал отрывисто Илья Наталью Львовну и закончил вдруг: - Мне совершенно безразлично, конечно, кто, но-о...

– Он к вам сюда не придет, не бойтесь!
– сказала Наталья Львовна.

– Зачем же мне бояться?.. Я потому только и здесь, что не боялся... Однако не мешало бы... Я ведь по серьезному делу ехал, Ваня, и вот... Я потерял тысяч пятьдесят благодаря этому!

– Пятьдесят тысяч?..
– Ваня вдруг широко улыбнулся.
– Какого же это великого грешника должен был ты защищать?

– Не защищать, нет!.. Совсем не то... Дело было чисто торговое... Тебе

не странно?.. Чисто торговое!.. Ведь у меня отец был купец, - я тебе говорил?.. И дядя... Он был тогда со мною на вокзале... тоже купец... Я ведь не галерейки разные ездил за границей смотреть, - ты меня извини, как художник, - я по делу ездил... И вывез я оттуда вполне обоснованный план действий... И старого дядю своего этим планом своим покорил... И мы ехали за этими пятьюдесятью тысячами наверняка!.. Почти в кармане были!.. И нужно же было жалкому дураку этому!.. И по странной случайности он у тебя в доме!.. Этого-то уж я не ожидал!..

– Больной... Лечится... Так вот как!.. Пятьдесят тысяч!.. И Никита Демидов по-прежнему твой идеал?

– Никита и сын... Сына звали Акинф... Русский Крупп... только на сто лет раньше Круппа.

– Крупп... ведь это... пушки?
– безмерно удивилась Наталья Львовна, переводя глаза с Ильи на Ваню.

– А Демидов для армии Петра Великого поставлял ружья, - ответил ей за Илью Ваня.

– Ты знаешь, Ваня, что представлял собою Прокофий Акинфович, внук Никиты?
– заметно вдруг оживился Илья.
– Не знаешь, конечно, - я тебе скажу. Я сам это недавно узнал... Екатерине-душке на какие-то авантюры кажется, на войну с турками, понадобились деньги... Посылает она Федора Орлова к Демидову на Урал занять четыре миллиона... Тот говорит: "Деньги будут, а когда отдача?.." - "Да уж матушка-царица, ужли ж она..." "Одначе денежки счет любят... Я человек торговый... У меня счет и расчет... Через полгода день в день и час в час чтобы деньги мои назад были... А к сроку не будут, один ежели день просрочишь, - я сделаю вот что: соберу купцов уральских и князей и графов, какие под рукой найдутся, и четыре раза тебе при всех по сусалам дам, а денег назад не возьму... Желаешь?" - "Это, - говорит Орлов, - матушке-царице обида будет... Я не от себя денег прошу, а от нее прислан... Ты, стало быть, матушку-царицу оскорбляешь..." "Чем оскорбляю?.. Что денежки счет любят?" - "Должен буду передать царице".
– "Дело любезное... Поезжай, передай..." Каков банкир был лет полтораста назад, а, Ваня?

Наталья Львовна вдруг увидела прежнего Илью... Очень надменны и очень задорны стали у него вдруг глаза, точно сам он, загораясь, играл молодого (непременно молодого) Демидова Прокофия.

– Фи-гу-ра!
– крутнул головою Ваня.
– А не дешево отдавал четыре миллиона за четыре пощечины какому-то Орлову?

– Четыре миллиона для того времени - деньги огромные!.. Однако и цена хороша!.. Четыре пощечины, выходит, не Орлову, ты не так понял, а самой матушке-царице! И Орлов поехал назад в Петербург и передал Екатерине.

– И та при-ка-за-ла деньги взять без всяких условий?
– улыбнулся Ваня.

– Нет, немножко не так... И та послала за деньгами в Голландию, устроила внешний заем под лихие проценты и, только так себя обеспечив, послала за деньгами того же Орлова к Прокофью... И Орлов условие о четырех пощечинах подписал.

– Неужели подписал?
– вставила Наталья Львовна.

– А подписавши, - не поглядел даже на нее Илья, - получил деньги счетом и потом дрожал за свои щеки и торопил голландцев и за два дня до срока деньги привез Прокофию... Но Прокофий заставил его просидеть эти два дня и деньги принял час в час, как было написано в условии... "Денежки, говорил, срок любят... Матушка же царица может меня и посечь, конечно, если захочет, - силы у нее на это хватит, а против батюшек миллионов и она не вольна!.." Вот он каков был, наш Сесиль Родс!..