Обреченные на гибель (Преображение России - 1)
Шрифт:
– Ага!
Приехав домой, Федор увидел брата Макара у себя на кухне за самоваром с какой-то бабой, которой раньше не видел. Баба поспешно вышла, а Макар сделал вид еще суровее, чем всегда, когда говорил ему:
– Прямо в отделку дом заскучал без хозяина: месяц цельный! Ну, покрутил с девкой дня три, - куда ее больше?
– и на место!
Удивился Федор:
– Это ты об своей девке говоришь или об ком?
– Нет, это насчет тебя я... Обо мне тебе тоски быть не может... Баба ко мне заходила, ты видел... Хорошо, заходила... А теперь
– Это ты значит об жене моей так?
– изумился Федор.
Макар свистнул:
– Вон куда поехало, - же-на!
– Посвисти!.. Я тебе так свистну!
Федор сказал это тихо, но настолько серьезно, что Макар кашлянул в кулак, отодвигаясь и бормоча:
– Три письма тебе было, окромя газет, за это время... И тот еще раза четыре заходил, - Гречулевич... Я, говорит, ему, стерве этакому, покажу закон!.. Это тебе, стало быть...
Федор, знавший, зачем приходил Гречулевич, искренне удивился:
– Ну и дураков тут у вас развелось за это время: коловоротом не провернешь.
Аккуратно сложенные на столе письма были все деловые, насчет поставок камня, и годились теперь, чтобы прочитал их Кариянопуло, который остался отдохнуть у своего знакомого, тоже грека, Яни Мончакова, пекаря.
Есть что-то в доме, который сам для себя строил, чуть-чуть жуткое. По-особому пахнут половицы, по-особому глядят просветы у окон и дверей; каждый изгиб карниза, выведенного по шаблону штукатуром, имеет какой-то неповторяемый смысл.
Теперь, когда Федор приехал продавать свой дом, он чувствовал это сильнее, чем раньше, и все вспоминалось с горечью, как месяц назад он проезжал мимо дома в автомобиле с Натальей Львовной и показывал его издали, а она все никак не могла разобрать, какой, и спрашивала нелюбопытно:
– Вон тот, с фронтоном?.. Нет?.. Желтенький?.. Нет?.. Какой же?.. А-а, железная крыша!.. Ну, у вас тут лучше крыть черепицей, а то под железом очень жарко!..
– даже не спросила его, сколько комнат, а у него при постройке каждая доска прошла через зоркий хозяйский глаз, и знал он, почему крыл не черепицей, а железом.
Теперь обошел он все комнаты уже не как хозяин, а как продавец; заглянул в кладовые. Покупатель на дом был - сосед-винодел, Архип Никитыч, но мог купить дом и Кариянопуло...
Почему-то тревожил Макар: он не отходил от него, он приглядывался сбоку к каждому его движению прищуром тяжелых глаз и время от времени говорил:
– Не промотано, не пропито, - куда хочешь зиркай!.. Макар, - он, брат, беречь умеет!
Приход Кариянопуло, разузнавшего, что нужно, у Яни, не изумил Макара: мало ли греков приходило по делу? Однако Федор с первого слова заспешил с ним куда-то:
– Поедем, посмотрим...
А когда спросил Макар:
– Куда же это опять ехать?
Федор ответил:
– Это уж наше дело...
И ушел с греком. И не было его два дня.
Сняв запятнанные грязные сапоги, устало взбив подушку на диване и расстелив жеребячью доху, чтоб укрыться с головою и заснуть свинцовым сном, сказал Федор торчавшему у дверей Макару:
– Чего стоишь?.. Иди... Поздно уж... Спать ложись.
– Даешь, стало быть, дозволение?
– нырнул головою Макар.
– Какое дозволение?
– А вот спать-то итить... Та-ак... Я, конечно, пойду.
– Вот и иди.
– Ну да... Мое дело таковское: кукукнул, - да в камыш...
– Ты-ты... что это ерундишь тут?
– Шарик у тебя, конечно, работает, - однако и у меня тоже... Я, брат, тебя наскрозь вижу!.. Ты думаешь: Макар на кузне, Макар на кухне, - а Мака-ар, - он, брат, то-оже шариком своим ворочает.
Как ни был устал, зол и полон своим Федор, но не мог не заметить теперь, до какой степени был полон своим и тоже зол Макар. Он сел на диване, готовый вскочить, и спросил, тихо чеканя слова:
– Тебе чего от меня надо?
– Донгалак этот куда с тобой ездил?
– Куда бы ни ездил, - дело мое... Еще тебе что?
Лица Макара не было видно. В комнате горел на подоконнике около дивана маленький ночничок в синем, толстого стекла, абажуре. Видна была только серая тень Макара, который за последний месяц как будто поширел в плечах. И ответил Макар:
– Еще мне ничего особого не надо... Ты мне только отдели мою часть, а свою, как себе хочешь, мотай.
– То есть какую же это такую твою часть, хотел бы я знать?.. Ты что, наследство от папаши покойного получил?
– Федор поднялся было с дивана, но снова сел.
– На мои трудовые деньги, - вот на что!
– выкрикнул Макар и порывистый шаг к нему сделал.
– С чьих денег ты пошел?
– С моих денег!.. Кто тебе степенство дал?
– Я дал... Не иначе, кабы не Макар, ты бы сейчас без порток скакал!.. Я тебе старшой - я тебе замест отца!.. Кто работает?
– Макаровы деньги все работают, - рублевку на рублевку цепляют... Вот! Ты-то говоришь: мое!.. А я говорю: наше! Обчее!..
– Сейчас же пошел вон!
– тихо сказал Федор поднявшись.
Но Макар не ушел, как он думал; он только оглянулся зачем-то на дверь и кашлянул в кулак.
– Думаешь, не знаю я, зачем пиндос этот пузатый приехал? Макар, брат, все до точки знает!.. И про дом тоже... Нешто мне Архип Никитыч не говорил?.. А я ему, Архипу твоему, вот что поднес!
На шаг перед самым лицом Федора метнулся широкий кулак Макара, и Федор, откачнувшись, быстро подсчитал себя и брата. Макар не был пьян, это он видел. В доме никого, кроме их двоих, не было; но, может быть, та баба сидела теперь на кухне или стояла около двери... И, собрав себя, сказал он твердо:
– Ты это самое, что тебе втемяшилось, оставь!.. Пока оставь, понял? Не Сизов тебе брат, с каким ты в кабаке сидишь, а я!.. Больше ничего... Иди теперь, - завтра поговорим.