Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы
Шрифт:
Идя по степным дорогам, мы видели, сколько людей на лошадях или пешком с ручными повозками отправлялись подальше в тыл. Колхозники и работники совхозов гнали табуны лошадей, стада коров и овец. Бедные коровы ревели от боли, так как некому было их вовремя подоить.
Некоторые ребята с трудом переносили марш. Особенно трудно было тем, кто страдал куриной слепотой. Их приходилось вести за руку: в ночное время они ничего не видели. Я был худой и легкий и поэтому переносил марш сравнительно легко. Да и занятия спортом сказались: я, как и другие, очень сильно уставал, мне так же, как и всем, хотелось спать, но трудности этого марша я преодолел без особых усилий.
Под Ростовом мы остановились в одном из сел и разместились в таких же «животноводческих» казармах, как и в селе Борисовка
Там нас разместили в одном из зданий Сталинградского тракторного завода. Казарма представляла собой большое помещение, оборудованное наскоро двухэтажными нарами. Нам сообщили, что при заводе организовывается бронетанковое училище и что мы будем зачислены его курсантами.
Тем не менее через несколько дней всех направили на медкомиссию, на которой отбирали в различные рода войск. После медкомиссии мне пришлось расстаться с Шуркой Моисеенко, с которым я вместе призывался. У него не было среднего образования, и он не попал в училище.
Через несколько дней после медкомиссии нас отвели на вокзал, погрузили в вагоны и отправили в город Краснодар. Почти на всем пути нас преследовали и бомбили немецкие самолеты. Дни были пасмурные, с частыми дождями и низкой облачностью, и они спускались так низко, что обстреливали и бомбили скопления эшелонов на вокзалах на бреющем полете.
Первая крупная станция на нашем пути от Сталинграда был Сальск. Еще в начале пути, на одном из полустанков, я решил проехать не в крытом вагоне, в котором мы ехали, а в полувагоне, загруженном тюками соломы. В углу одного полувагона не было тюка, и я влез на это место. Было неудобно, и на следующем полустанке я вернулся в свой вагон. Только мы въехали на станцию Сальск, как налетели немецкие самолеты и на бреющем полете начали бомбить и обстреливать станцию. Наш эшелон остановился, и мы бросились врассыпную, кто куда. Во время бомбежки вагон с тюками соломы загорелся и продолжал гореть до тех пор, пока не закончилась бомбежка. Затем он был отцеплен от состава и потушен. Оказалось, что по пути следования один гражданский мужик влез в вагон с тюками соломы как раз в то место, где ранее ехал я. Этот мужик сгорел, и из вагона извлекли обгоревший труп.
А ведь на его месте мог бы оказаться и я! СУДЬБА!!!
Все собрались по своим вагонам и двинулись дальше. Всю дорогу шел небольшой дождик. Это была последняя декада октября 1941 г. Как только мы въехали на станцию Тихорецкая, внезапно появились немецкие самолеты и начался обстрел и бомбежка станции. Мы стали разбегаться кто куда, не зная, где можно скрыться. Я поднял голову, посмотрел вверх и увидел, что на меня (так мне казалось) летят сразу несколько бомб, и я понял, что мне пришел конец. Передо мной оказался какой-то заборчик, и только я заскочил за этот заборчик, как по другую его сторону раздалось несколько взрывов. В это время на вокзале было громадное скопление разных эшелонов: с боеприпасами, с горючим, с ранеными, с эвакуированными, с различным оборудованием, воинские эшелоны и др. Очень много людей погибло во время этого налета. Как только стих гул самолетов, я выглянул из-за ограждения, за которым спрятался, и в нескольких метрах от него увидел несколько зияющих неглубоких воронок. Как оказалось, заборчик, за которым я спрятался, был бетонным ограждением входа в привокзальный туалет, и это-то меня и спасло. Второй причиной спасения было то, что бомбили небольшими 50-килограммовыми бомбами.
И в этом случае мне удалось выжить! СУДЬБА!!!
В Краснодарское зенитно-артиллерийское училище мы прибыли 30 октября 1941 г. и были зачислены курсантами этого училища. Наконец, мы попали в человеческие условия обитания. Нас обмундировали и разместили по казармам. Мы были довольны, что попали не в пехотное училище, которое было здесь же, недалеко от нашего. С первых же дней начались интенсивные занятия. Наше училище располагалось недалеко от затона реки Кубань, на берегу которого стояла батарея из четырех зенитных орудий калибра 85 мм, и обслуживали эту батарею курсанты училища.
Мы
Примерно недели через две был получен новый приказ наркома обороны. Училище переквалифицировалось в минометно-артиллерийское! Срочно были доставлены минометы разных калибров: 52 мм, 82 мм, 107 мм, 120 мм, и мы начали теперь их изучение.
На фронте обстановка была очень тревожная, враг продвигался все дальше и дальше. Наше училище несколько раз поднималось ночью по тревоге, и мы занимали оборону на подступах к городу на случай высадки парашютного вражеского десанта. Во время учебы в училище часто устраивались учебные тревоги, в основном в ночное время.
Недели через две-три после нашего приезда в Краснодар некоторым из наших ребят удалось установить связь со своими родителями. И остальные ребята, пользуясь этими связями, также смогли связаться со своими родителями и родственниками. Так я узнал, что мои родители находятся в эвакуации в Сталинградской области, и наладил с ними переписку. Мне удалось разыскать и моего дядю Изю, который жил со своей семьей в Ижевске, куда была эвакуирована швейная фабрика, на которой работала его жена — тетя Маруся. Их адрес в Ижевске, кинотеатр «Спартак», ул. Ленина, 10, я запомнил на всю оставшуюся жизнь. В будущем он мне пригодился.
20 мая 1942 г. мы закончили училище. Каждому из нас присвоили звание младшего лейтенанта. Группа, в которую я попал после окончания училища, получила назначение на Юго-Западный фронт, на который мы должны были прибыть 25 мая. В группе было 8 человек. Добирались к фронту по железной дороге, попутным автотранспортом и пешком. За день до того, как мы должны были прибыть в штаб армии, мы остановились на ночь в одном небольшом селе, чтобы где-нибудь переночевать. Мы попросили одну хозяйку пустить нас на ночлег, что она с удовольствием и сделала. Она была одна с маленьким ребенком и очень боялась оставаться сама, поэтому была рада нашему присутствию. Спать мы должны были на полу, потому что другого места не было. А хозяйка с ребенком ложилась спать под кровать, считая, что кровать сможет защитить ее от бомб. Мы разобрали свои вещмешки и устроили общий ужин, пригласив и хозяйку.
Поужинав, мы вышли покурить. Курили скрытно, так как в прифронтовой полосе открыто курить в темное время суток запрещалось. Мы видели, как возле одной из хат, находившейся недалеко от нас, стоял мужик и открыто курил цигарку из махорки, которая в темноте хорошо светилась. Мы не придали этому значения.
Покурив, мы пошли укладываться спать. Расстелив шинели на полу, мы улеглись на одну ее половину, а второй прикрылись. Поговорив немного перед сном, постепенно затихли. Все время слышался гул немецкого самолета, который в ночное время выискивал для себя цели. Мы уже перестали обращать внимание на этот гул, как вдруг услышали вой падающих бомб, и тут же раздались взрывы. Нашу хату как будто подбросило вверх, с потолка посыпалась штукатурка, куски окон влетели вовнутрь. Все, что осталось на столе после ужина, перемешалось с этим мусором. Пока мы выскочили из хаты и побежали в огород подальше от нее. Когда все стихло, мы вернулись обратно и увидели, что сброшено было всего две бомбы. Одна упала на расстоянии примерно двух метров от одной стены хаты, а другая примерно в метрах в четырех с другой стороны хаты. Сложилось такое впечатление, что самолет пролетел точно через середину хаты. Бомбы и на этот раз были небольшие, наверное, не более 50 кг, а дом был деревянный. Это, возможно, нас и спасло от более тяжелых последствий. Но как-то удивительно было, что на деревню было сброшено всего только две бомбы, и именно на ту хату, в которой остановились на ночлег восемь молодых командиров Красной Армии. Не наводчиком ли был тот мужик, которого мы видели открыто курящим?