Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Полян П.

Мы стали быстро поправляться. Там мы пробыли до августа. В августе в порту Тронхейма нас посадили на пароход и привезли в Швецию в город Гетеберг. В Гетеберге был организован прекрасный перевалочный пункт. Встречал нас консул Михайлов. Были построенные навесы, где нам накрыли столы с горячей пищей. Затем посадили в пассажирский поезд и повезли через всю Швецию и Финляндию до города Выборг. В Выборге мы прошли таможенный досмотр. После чего нас погрузили в товарные вагоны и повезли в Марийскую АССР в город Суслонгер. Нас привели в так называемую учебно-стрелковую 47-ю дивизию. Мы были определены во взводы, роты, батальоны.

Распорядок дня был у нас армейский, Подъем, зарядка, завтрак, строевая, обед, ужин и отбой. В промежутках нас вызывали на допросы. В большинстве спрашивали о других. Там я впервые признался,

что я еврей и что моя фамилия настоящая Исаак Евсеевич Азаркевич. И тут у меня произошел конфликт. Следователь, подполковник спросил меня, почему я выжил. Он не спросил меня, как я выжил. Я разозлился и сказал, что ему больше не буду давать показания. Пошел к комиссару дивизии и пожаловался. Мне был заменен следователь, на 20-й день я получил право на увольнение в город. Так я прожил в этой части до декабря месяца. В декабре приказом по Казанскому военному округу, который был специально введен из Приволжского, поступил приказ о полной моей реабилитации с восстановлением воинского звания. Мне даже было предложено остаться в вооруженных силах. Предлагали службу в Улан-Удэ, где находились японские военнопленные. Я отказался и был демобилизован. Так благополучно закончилось мое долгое пребывание в плену.

На этом заканчиваю И. Азаркевич.

Извините меня за столь краткое и сумбурное изложение. Я в мои 82 года перенес сложную операцию на сердце, и буквально в прошлом месяце у меня был микроинсульт. Все это не дало мне более подробно изложить все пережитое. О других я не коснулся. Могу только сказать, что не все были оправданы. Многие были судимы, многих отправили в принудительные лагеря. Одно, что я могу по этому поводу сказать, что была строгая и издевательская проверка.

Возможно, Вас заинтересует такое извещение. Со мной вместе из Норвегии прибыл сын Г. Котовского. Мать его, полковник медицинской службы, через 10 дней после нашего прибытия, приехала с двумя офицерами и забрала его.

<…>

С уважением Азаркевич.

Константин Ахиезер. Подруга юности

Константин Ахиезер бежал из плена в ноябре 1941 г. и вернулся домой в Одессу, где уже свирепствовали румыны. Родителей дома уже не застал. Случайно встретил на улице подругу юности Неонилу Чистюхину.

Зарицкая Анна Петровна, подруга Неонилы, свидетельствует, что соседи оказались порядочные люди, никто не выдал, а семья соседки Калабиной Тайсы помогала Константину Ахиезеру выходить через свою квартиру на другую улицу, чтобы не попадаться на глаза тем, кто мог указать на него.

К. Ахиезер пишет:

Она знала, что я еврей, и, увидев меня, расплакалась, так как понимала, что грозит еврею в оккупированной Одессе. Она рассказала, что мои родители — отец Вульф и мать Малка и сестра Сима сожжены в Каховских казармах. Она повела меня к себе домой, и ее родители Николай Маркович и Елена Кирилловна Чистюхины согласились приютить меня. Я тайком от соседей пробрался в их квартиру и прятался там около года. Меня прятали в кладовке, в подвале, под кроватью. В случае проверок им удавалось переправлять меня в сарай. Но квартира была коммунальная, и мы боялись, что соседи узнают обо мне, и тогда погибну не только я, но и вся семья Чистюхиных. Когда пребывание в доме стало опасно, Неонила упросила своего знакомого из города Котовска — Всеволода Касперовича взять меня с собой в Котовск, где меня никто не знал.

Я в сопровождении Неонилы добрался до Котовска, где и проживал под чужим именем Дмитренко Константина Андреевича до освобождения Котовска в марте 1944 г.

Из письма от 26.01.2000 г. в отдел Праведников мира Яд Вашем:

После освобождения — 8 сентября 1944 г. — мы стали мужем и женой. Неонила Николаевна перешла на мою фамилию Ахиезер, и мы счастливо прожили вместе 54 года. В 1996 г. ее не стало. Я прошу посмертно присвоить звание «Праведник мира» Неониле Николаевне Ахиезер. Я хочу, чтобы дети и внуки знали, каким святым человеком была их мать и бабушка.

Матвей Исаакович Бенционов. «Так и не разоблачили…» [24]

В плену 1941–1945 гг.

Родился

в 1922 г. в г. Сураж Смоленской (в то время) области. Закончил 7 классов еврейской школы, затем учился в русской. После ее окончания в 1940 г., был призван в Красную Армию служил в г. Лепель Витебской обл., в 247-м стрелковом полку, 15 июня 1941 г. полк вышел к границе Польши на военно-практические занятия. С началом войны полк отступал до Вязьмы, где попал в окружение, Матвей Бенционов оказался в плену.

24

Составлено по материалам переписки с П.М. Поляном

Находился в лагере в Гомеле. Оттуда был отправлен с эшелоном в Германию в г. Грауденц (или Грыфиц). Для регистрации в этом лагере он придумал себе псевдоним: Кравченко Григорий Михайлович. На медосмотре его очевидное еврейство так и не разоблачили.

Работал он на заводе сельскохозяйственных машин.

При наступлении Красной Армии лагерь эвакуировали на запад, и в этот момент он бежал — вместе со своим другом, Спектором Абрамом Григорьевичем, родом из Улан-Удэ. Дошли до Вислы. Переправились на связанных бревнах к своим, где их сразу передали в контрразведку Смерша. На допросах ему не верили: ну, как он, еврей, мог остаться в живых? Применяли даже физическое воздействие. Тем не менее, его отправили на фронт. Там он был тяжело ранен в ногу, стал инвалидом 2-й группы.

Абрам Соломонович Вигдоров. «Военнопленным по закону не положено»

1

Абрам Соломонович Вигдоров родился 14 мая 1923 г. в Ростове. Уже 3 июля 1941 г., будучи 18-летним первокурсником Ленинградского технологического института, он вступил добровольцем в Красную Армию (ополчение). После принятия 30 июля военной присяги служил рядовым в 1-м стрелковом полку 3-й Фрунзенской дивизии.

Он попал в окружение на Лужском рубеже в районе Колпино и, получив два пулевых ранения в ноги (увечье на всю жизнь), был брошен раненным на поле боя и 19 сентября 1941 г. взят в плен. Одну неделю он провел в лазарете в Любани, откуда его в гипсовой повязке отправили в отделение шталага 350 в Митаве (Елгаве) на территории Латвии. Именно здесь местные врачи спасли ему не только здоровье, но и жизнь, несколько «подправив» его имя, отчество и фамилию: он стал Алексеем Семеновичем Викторовым. С самого начала, еще при регистрации в госпитале, врачи выдали ему на это имя спасительный «документ» — небольшую картонку, на которой были нанесены наборными печатками номер шталага, его лагерный номер (22221), а также — чернилами и обычной ручкой — выведена большая буква «R».

Но и с таким «хорошим» документом жизнь Вигдорова-Викторова висела на волоске. Во время селекции экспертное заключение украинского эсэсовца стоило явно выше, и только немецкий лагерный охранник почему-то вернул его в лагерь.

Абрам Вигдоров пишет:

Между тем предъявленный мной документ не возымел силы из-за настойчивых утверждений предателей из числа военнопленных о моей принадлежности к еврейской национальности. Точку в возникшем споре поставил командир украинских SS, охранявших лагерь. Он устроил мне настоящий экзамен по произношению слов, которые люди, говорящие по-еврейски, произносят с определенным акцентом (картавость при произношении звуков «р» и «л»). Я прекрасно выдержал этот экзамен, так как никогда не знал еврейского языка и не говорил на этом языке. Однако хор голосов из строя настоял на моей еврейской национальности. Меня одного направили к выходу из лагеря, через который увели раньше всех евреев. При подходе к воротам лагеря, за которыми евреев с трудом втискивали в переполненные большие крытые брезентом немецкие машины, меня встретил стоящий на посту у ворот немец, которому я предъявил описанный выше «документ». Вид у меня был жалкий, я отлично понимал, что еще несколько минут и меня увезут на расстрел вместе с теми евреями, которые уже сидели и стояли в машинах. Однако случилось непредвиденное. Немец сильно ударил меня ногой под зад и сказал мне по-немец-ки, что я подохну и так, как умирали в лагере тысячи советских военнопленных разных национальностей от голода, холода, болезней, избиений, издевательств и т. д.